Окончательно смирившись с потерей аппетита, я отодвинула тарелку с омлетом и пригубила чай из тоненькой фарфоровой чашечки.
«Но информация нужна — факт. Прямо спрашивать, конечно, не буду. Нечего привлекать внимание. А вот вскользь, мимоходом — обязательно. Так что надо заканчивать с завтраком, надевать платье, которое не жалко, и идти в сад. До обеда повожусь там, а потом — к морю. И пусть все тайны и глюки подождут».
Так я и сделала. Служанка помогла мне переодеться в удобное и немаркое дорожное платье, поверх которого я повязала купленный вчера фартук. Надела самые дешёвые хлопчатобумажные перчатки, спрятала волосы под косынкой и второй раз за сегодняшнее утро отправилась в сад.
Оливер уже был там — со старческой медлительностью подстригал кусты жимолости. Моё появление (или, скорее, наряд) заметно его удивили: видимо, даже после поездки в Данли он не до конца верил в серьёзность моих садоводческих намерений.
Вслух он, естественно, этого не выразил, однако первое время, увлечённо копаясь в земле, я то и дело чувствовала на себе внимательный взгляд. Но наконец старик уверился, что мне и впрямь нравится садоводство, и потому достаточно вяло возражал, когда я изъявила желание обработать виноград свеженаведённой бургундской жидкостью.
— Не переживайте, — говорила я Оливеру, заматывая нос и рот косынкой и становясь чем-то похожей на Безликого Родди. — Наш садовник, — который был только что благополучно выдуман, — каждый год так делал, и растениям это шло исключительно на пользу.
Старик кивал, пусть и не без сомнения. А когда дело было сделано, я решила, что настал подходящий момент для вопроса. И, стягивая перчатки, небрежно поинтересовалась:
— Кстати, а что вон там за кустарник? Вроде бы розы, но не розы. И вы о нём толком ничего не рассказывали.
— Это розы, госпожа, — отозвался Оливер. — Знаменитые лазурные розы Колдшира, которые даже к королевскому двору поставляли по особо торжественным случаям. Но, увы, они давно не цветут.
Так, значит, цветок на гербе — это не просто геральдическое иносказание?
— А давно не цветут — это насколько давно?
Оливер задумался.
— В последний раз это было, когда я трудился помощником у старого Сэма, тогдашнего садовника. Вон на том кусте завязались три бутона. Сэм едва ли не ночевал в саду, оберегая их. Но всё равно распустился лишь один, и отец господина Родрика лично преподнёс цветок её величеству.
Всё любопытственнее и любопытственее.
— А как он выглядел, этот цветок?
— Как роза, но удивительно чистого синего цвета, — ответил Оливер. — И запах — такого утончённого аромата я больше не вдыхал ни разу в жизни.
— Понятно. — Я окинула кусты прикидывающим взглядом. — А больше никаких особенностей у этих роз нет?
— Нет, госпожа.
По моим ощущениям, старик говорил правдиво. Но как тогда быть с примерещившейся мне цветочной фантасмагорией?
«Пожалуй, никак».
Я неслышно вздохнула и для порядка уточнила:
— А почему их до сих пор не убрали? Если на них уже полвека нет ни цветочка.
Вроде бы ничего ужасного не сказала, только Оливер чуть за сердце не схватился.
— Как можно, госпожа? Это же розы Колдшира!
— Ясно. — Хотя нет, ничего мне не ясно, кроме того, что сама я тоже не возьмусь их выкорчёвывать. — Тогда давайте немного их подвяжем. Вроде бы я видела в кладовой подходящие рейки.
***
Работая в четыре руки, мы за полдня переделали столько дел, сколько, по словам старика, он успевал за полтора. Я была довольна не меньше, чем Оливер: физический труд дал отдых мозгам, а приятная усталость в мышцах обещала крепкий ночной сон без кошмаров.
Оставалось лишь закрепить результат прогулкой к морю. После обеда я с чувством выполненного долга вышла за стены замка и бодро направилась по серой ленте просёлка к блестевшей вдалеке аквамариновой глади.
Конечно, благородной леди не следовало гулять одной, но в замке посреди пустошей мне было откровенно начхать на этикет. Тем более реальной опасности моя затея не представляла: стоял ясный день, а идти было недалеко. Так что, мурлыкая под нос жизнерадостную мелодию, я шла по дороге, и тёплый ветерок весело играл выбившейся из причёски прядью волос. Кругом не было ни души: только солнце, облачка, щебет птиц да гудение насекомых. Полоса воды становилась всё ближе и шире, и вот наконец я вышла на высокий обрывистый берег.
Море! Беспокойная, переменчивая стихия, прячущая за ласковой бирюзой могучую силу. В своей прошлой жизни я не очень любила пляжный отдых — преимущественно из-за толпы, которая каждое лето атаковала курортные города. Но такое безлюдное море мне нравилось, и найдя удобное место для спуска, я сошла на узкую полосу мелкой гальки. Неторопливо побрела вдоль кромки прибоя, то и дело наклоняясь, чтобы подобрать красивый камушек или ракушку. Какие-то сразу бросала в набегавшую волну, какие-то недолго несла, крутя в пальцах. Солнце припекало голову и плечи, пускало по волнам яркие зайчики. Впереди вырастал острый мыс с почти отвесными склонами, и чёрные бакланы сушили перья на торчавших из-под воды камнях.