— Том и Стини, — кивнул Райли. — И Барк. Конюшня уцелела, так что лошади живут в довольстве. Хендри пока в Данли, у родственников.
Я немного подышала, успокаивая нервы перед следующим вопросом, и спросила:
— Что инспектор? Ты здесь… У него нет претензий?
Райли снова отвёл глаза, и мне это не понравилось.
— Мы с Эйнсли убедили инспектора, что я всё равно никуда не денусь. Поэтому он занимается расследованием, а я… Можно сказать, под домашним арестом.
Так.
— Он верит, что ты не грабитель?
Райли пожал плечами.
— Думаю, ему очень не хочется в это верить, но от показаний Эйнсли тоже не отмахнёшься.
— Да? — Я вспомнила наш разговор с Трейси в Колдшире.
— При всех своих недостатках, — объяснил Райли, — инспектор неплохой полицейский. А значит, умеет смотреть на ситуацию объективно, пусть и спустя время.
— Хорошо, если так, — вздохнула я.
И не могла не подумать: «Эх, если бы Каннингем рассказал правду!..»
Перед внутренним взором немедленно встала яркая картинка: зелёный газон, серый камень и между ним…
Я зажмурилась до кругов под веками.
— Не думай об этом, родная.
Не думать. А ведь что бы между ними ни было, он потерял достаточно близкого человека.
— Каннингем меня спас. — Чем, конечно же, не искупил всё и до конца, но…
— Достойный поступок, — склонил голову Райли. — Сандро многое простится за него.
Мы немного помолчали. Я понимала, что надо спросить о похоронах: не только Каннингема, но и Оливера, и даже Бренды. Однако так и не смогла себя пересилить, а затем Райли мягко поднялся с кровати. Нежно сжал мои пальцы и отпустил со словами:
— А теперь попробуй поспать. И не тревожься, я буду рядом.
Спать не особенно хотелось, однако я всё равно благодарно улыбнулась ему. Завозилась, укладываясь на бок, и Райли заботливо поправил одеяло.
— Теперь твоя очередь, да? — Я растянула губы в улыбке. И уже серьёзно добавила: — Отдохни тоже. Иначе Этельберт будет ругаться.
Райли усмехнулся и хладнокровно ответил:
— Уже ругается. Ничего страшного.
И, останавливая мои протесты, ласково погладил по голове:
— Всё, родная. Спи. Тебе нужен сон.
«Вот же упрямец!» — вздохнула я. И наверняка высказала бы ему это, если бы не сделавшиеся вдруг чугунными веки. Удержать их открытыми не было никакой возможности, и я погрузилась в дрёму — чуткую, но хотя бы без кошмаров и галлюцинаций.
***
Следующие два дня прошли более или менее спокойно. Иногда на меня накатывало, и я тихо, стараясь, чтобы не услышал Райли, плакала в подушку. Впрочем, это было бесполезно: даже если он дежурил в коридоре, то каким-то чутьём понимал, что мне плохо, и приходил.