— Точно таким же образом, каким меня отстранили от дела Безликого. — И, поймав мой растерянный взгляд, высокомерно напомнил: — Друзья в столице, леди Каннингем. Не стоит недооценивать ни их, ни мою осведомлённость.
Я не нашлась с ответом, и какое-то время тишину сада нарушали лишь деловитое гудение насекомых да шуршание ветерка в густой листве.
— Господин инспектор, — наконец прервала я молчание, — я помню, что уже задавала этот вопрос, но всё же. Что вам сделал Безликий? Поскольку, уж простите, банального «вор должен сидеть в тюрьме» маловато для вашей одержимости.
— А я считаю, что вполне достаточно, — грубовато отрезал Трейси. Однако после недлинной паузы глухо прибавил: — Это личное.
Кто бы сомневался.
— Тогда последний вопрос, если позволите. Личное, касающееся именно вас? Или ваших близких?
— Точно не касающееся вас, — уже откровенно огрызнулся инспектор.
Не получилось. Ну что же. Он прав, конечно, просто мне очень хотелось узнать, ради чего я вынуждена сражаться с этой ветряной мельницей.
— Разумеется, господин инспектор. А теперь не желаете ли пройтись по саду? Розы прелестны, но ими его красоты не ограничиваются.
Я не ждала согласия и вообще надеялась, что Трейси поймёт намёк и отправится восвояси. Однако он неожиданно кивнул, и пришлось вести его по дорожкам, радушной хозяйкой комментируя цветение фиалок и с необходимой гордостью говоря об урожае яблок и груш, который ждал нас осенью. Инспектор слушал откровенно вполуха, что подтвердилось, когда он вдруг заговорил совершенно не в тему.
— Я вдовец, леди Каннингем, и никогда не планировал жениться снова. У меня была единственная дочь, отрада души, свет очей… Вышло так, что она понесла, будучи незамужней, но я не отказался от неё. Хотя, разумеется, разобрался с обесчестившим её мерзавцем.
М-да. Уж не знаю, насколько за дело, но парень попал крепко.
— Я обещал, что буду относиться к её ребёнку как к рождённому в законе, — тем временем говорил Трейси. — На последних сроках просил оставить работу, она трудилась горничной у лорда Камерона…
Дальше можно было не продолжать: я догадывалась, что случилась трагедия, и догадывалась, в какой момент.
— Ей оставался последний день до расчёта. — Инспектор буквально выталкивал из себя фразы. — Но ночью на замок лорда напал Безликий. Устроил несколько взрывов, и моя дочь… моя Элен…
Он не закончил. Отвернулся, сгорбив плечи, и я, при всём отношении к нему, не могла не почувствовать сострадание.
— Соболезную, — тихо сказала я. — Это большое горе, и излечить от него, похоже, не властно даже время.
— Увы, — хрипло отозвался Трейси.
Я немного поразмыслила: стоит ли продолжать? И всё-таки со всей аккуратностью произнесла:
— Не буду вас в чём-то убеждать; как вы заметили, это не должно меня касаться. Скажу лишь: месть не способна вернуть погибших к жизни, но способна убить душу мстящего.
— Мне не нужна душа. — Трейси поднял воспалённый взгляд фаталиста. — Я хочу, чтобы Безликий ответил за всех невинных, кто принял смерть из-за него. И я этого добьюсь.
Я склонила голову, признавая чужое право на саморазрушение. Тихо ответила:
— Просто помните о моих словах.
И мы повернули к выходу из сада.
Когда проходили мимо кустов роз, возившийся рядом Оливер приветствовал нас поклоном. Трейси не обратил на старика внимания, но я в странном порыве попросила садовника:
— Оливер, дайте ваш нож.
Это пробудило интерес инспектора, и он со всем вниманием проследил, как я срезала самый крупный полураспустившийся бутон.
— Возьмите. — Я протянула цветок Трейси. — И отнесите на могилу вашей дочери. Может, это её порадует, где бы она ни была сейчас.
Инспектор спрятал глаза, однако принял розу с глухим: «Благодарю».
И кроме слов прощания у ворот замка, это было последним, что мы сказали друг другу.