— Вы сегодня были действительно хороши, — говорю я, даря ему слабую улыбку.
— Спасибо, — отвечает он, и уголки его губ едва заметно подрагивают.
Снова наступает тишина, прежде чем Джеймс нерешительно произносит:
— Мне жаль, что тебе пришлось это увидеть.
Я бросаю на него короткий взгляд, чувствуя, как глаза начинают наполняться слезами. Отворачиваюсь, чтобы избежать его сочувственного взгляда. Я знаю, что если скажу хоть слово, то сломаюсь.
К счастью, через мгновение к тротуару подъезжает такси.
Глава 17
Джеймс
Мы скользим на заднее сиденье, и нас окутывает запах дешёвого освежителя воздуха. Я быстро пишу Оливеру сообщение с просьбой оставить моё оборудование у меня дома, учитывая, что у него есть запасной ключ от моей квартиры. Глубоко вздыхаю и отворачиваюсь к окну, всеми силами избегая взгляда на Эйприл. Из динамиков по радио льётся меланхоличная песня, заполняя машину тягучей грустью.
Я пытаюсь избавиться от раздражения, которое вызвала сцена на танцполе, когда какой-то идиот пытался приударить за Эйприл. Клянусь, в тот момент, когда он положил на неё руки, у меня всё внутри вскипело. Обычно я не ревнивый и не собственник, но с ней всё иначе. Эйприл каким-то образом вытаскивает из меня то, чего не вызывает никто другой.
Но больше всего меня взбесило то, как она отреагировала на Лукаса и его спутницу. Я не ожидал увидеть его на концерте. Он никогда не проявлял интереса к моей музыке, тем более не приходил на выступления, да ещё и с кем-то. Несмотря на то, что Эйприл была с подругами, я заметил это выражение на её лице. Это было больно видеть. Она думала, что никто не смотрит, но я видел её так ясно в этот момент – её печаль, разбитость.
У меня всегда была слабость к ней. Интересно, рассказывал ли Лукас ей, почему мы с ним не ладим?
Сомневаюсь.
Я злюсь на своего брата. Злюсь, что Эйприл страдает. Злюсь, что он причинил ей боль. Злюсь, что он отказывается нести ответственность. Я вспоминаю те выходные, когда присматривал за Бэзилом после их расставания. Эйприл тогда выглядела… опустошённой. Уставшей. На её левой руке не было кольца, и мне стало её жаль.
Скажу прямо: мой брат – кусок дерьма. На первый взгляд он кажется обаятельным и галантным, но по сути всегда относился к женщинам как к объектам – просто развлечению, не предлагая ничего взамен.
Мы выросли в довольно стабильной семье, если не считать периодов, когда мама боролась с психическими проблемами. Но, в целом, наше детство было счастливым. Поэтому я так и не понял, откуда у него такие повадки.
Кто сломал его?
Я знаю, что в школе его травили. Он был высоким, худым и умным – лёгкой мишенью для издевательств. Но его прошлые трудности не оправдывают его поведения в возрасте тридцати четырёх лет.
Некоторые люди просто не принимают ответственность за влияние, которое оказывают на других.
Возможно, он искал внешнего подтверждения своей значимости, чтобы заполнить пустоту, вызванную его комплексами. Кто знает? Меня удивило, что отношения с Эйприл стали серьёзными. Я не думал, что Лукас когда-нибудь будет доволен идеей осесть.
Я слышу тихий всхлип, который возвращает меня в реальность. Я поворачиваюсь к Эйприл. Она такая красивая, даже сейчас, в своей боли. Её каштановые волосы мягко ниспадают на плечи и спину. Её пальцы с бордовым маникюром безжизненно лежат на коленях. Длинные ресницы обрамляют глаза, дрожа, когда она опускает веки. Она прислонилась к холодному стеклу окна, закрыв глаза, сломленная.
— Я думала, что справляюсь. Встречалась с подругами, старалась чем-то заниматься. Думала, что становится легче… Но, увидев его, всё вернулось. — Её нос морщится. — Для него сегодня был обычный день. Он даже не думал обо мне. А для меня каждый день – борьба. Это чувство, словно на груди давит тяжёлый груз. Я просто хочу позвонить ему, услышать его голос. — Слёзы текут по её щекам, пока она говорит. — Он был моим лучшим другом. — Она снова отворачивается к окну, её нижняя губа дрожит. — Все, кто должен был любить меня, покинули меня… Он меня не хотел, — шепчет она.
— Эйприл, это не так, — начинаю я, беря её за руку. Я переплетаю наши пальцы, пытаясь хоть как-то её успокоить, но она перебивает меня, так тихо, что я едва слышу:
— Оплакивать того, кто всё ещё жив – боль, к которой никто не готов.
У меня сжимается сердце.
Я кладу наши соединённые руки к себе на колени и большим пальцем нежно поглаживаю её костяшки, предлагая хоть немного утешения. Это кажется неуместным, но её боль сейчас важнее всего. Она выглядит так, будто потеряла всё.
— Лукас говорил тебе, что у меня были серьёзные отношения несколько лет назад? — спрашиваю я. — Они закончились незадолго до того, как вы познакомились.
Она смотрит на меня.
— Эбби?