🕮 Читать книгу «Другой брат» онлайн

В басе есть что-то такое, что трогает до глубины души, не сравнить с другими инструментами — его вибрации ощущаешь всем телом, даже если играешь без усилителя. Он тяжёлый, даёт мгновенную обратную связь — сразу понимаешь, попал в нужную ноту или промахнулся. Бетховен создавал музыку, не имея возможности её слышать; он чувствовал каждую ноту через вибрации. Вот что я чувствую, играя на басе. Его не просто слышишь — его переживаешь. Музыка проникает глубоко в кости.

А когда я подключаюсь к усилителю и выступаю на сцене, ощущения невозможно описать словами. Звук наполняет пространство, заглушая всё вокруг, оставляя только меня и музыку. Когда я играю, мир исчезает.

Хотя я могу петь, пение — это не моё. Это работа Тома. Но когда я остаюсь один, я люблю сочинять песни. Для меня музыка — это как дневник. Каждая нота — это воспоминание, каждый аккорд — это чувство, а вместе они рассказывают истории, которые мне сложно выразить словами. Музыка всегда была моим убежищем. Когда мир становится слишком тяжёлым, ноты возвращают меня на твёрдую землю. Слова? Они часто подводили меня. Но музыка? Музыка никогда не подводила. Она всегда была моим языком.

Мелодия песни уносит меня, и я полностью погружаюсь в неё. Ноты становятся моими эмоциями, оголёнными и искренними. И вдруг я понимаю — я играю так, как слышал её. Она говорит, что в порядке, но то, как она говорит это, кричит обратное. Это слышно в тихом тоне её голоса, в том, как он дрожит посреди фразы. Интересно, осознаёт ли она, сколько всего она раскрывает, не говоря об этом вслух.

Интересно, услышал ли это когда-нибудь Лукас.

Я почти не проводил времени с Эйприл наедине — странно, что это случилось только сейчас, после того как она избавилась от моего брата. Лукас никогда её не заслуживал. Она всегда была для него слишком хороша. Я знал это с самого начала.

С того самого момента, как я увидел обеспокоенное выражение на её лице на их помолвке, я понял, что Лукас что-то скрывает. Я видел это в том, как он постоянно проверял телефон, бросал на него взгляды, как школьник, который только что открыл для себя что-то новое.

Это странно для мужчины его возраста — так часто сидеть в телефоне.

Но это весь Лукас. Всегда ищет большего. Ему никогда ничего не хватает — работы, друзей, отношений. Он обустраивается на время, а потом, кажется, стабильность начинает его раздражать. Как только всё становится устоявшимся, он уходит, всегда в поисках чего-то лучше, блестящего, что, по его мнению, исправит то, что сломано внутри него.

И самое худшее? Думаю, где-то глубоко внутри он знал, что Эйприл — лучшее, что с ним когда-либо случалось. Но его эго не позволило ему это принять, и он позволил ей выскользнуть из его рук, как шёпот на ветру.

Мы с Лукасом никогда не были близки. Пятилетняя разница в возрасте этому не способствовала — мы жили в разных мирах. Когда я пошёл в среднюю школу, он уже отправился в университет. Пока я учил алгебру, он пил пиво и готовился к экзаменам. К тому времени, как я захотел сократить эту дистанцию между нами, было уже слишком поздно. Мы слишком разные.

Мы больше общались, когда мне было чуть за двадцать, в основном на длинных выходных или праздничных днях. Я оставался у родителей и брал с собой Абигейл, свою девушку на тот момент. Но за пределами этих поездок мы держались на своих орбитах, особо не пересекались.

Лукас всегда называл меня Золотым ребёнком, но это было не так. Когда он уехал в университет, я остался один с нашими родителями, и мне приходилось прикладывать больше усилий, чтобы поддерживать их. То, на что Лукас никогда не обращал внимания.

Мама страдала от проблем с психическим здоровьем, пока мы росли. Иногда она замыкалась в себе, изолировалась и пряталась от всего. Папа всегда старался помочь, но это у него получалось так себе, поэтому я пытался подменить его, чтобы поддержать маму.

Будучи младшим, я замечал, когда настроение мамы начинало ухудшаться. Я больше зависел от родителей, поэтому видел, когда маме требовалась поддержка. Я проводил с ней больше времени, играл на гитаре, чтобы поднять ей настроение. Она возила меня на уроки гитары и оставалась смотреть, если я просил — это всегда её радовало. У нас была связь. Не потому, что я был каким-то особенным или любимчиком, а потому что я заботился — то, на что у Лукаса никогда не было времени.

И он доказал мою правоту, когда предал моё доверие и ударил меня больнее, чем кто-либо когда-либо до этого. Это было такое предательство, которое не забывается. Честно говоря, ему повезло, что я всё ещё с ним разговариваю.

Когда мои руки устали, а кончики пальцев начали болеть от струн, я поставил бас обратно на стойку. Взял телефон и написал ребятам.

Я: Все готовы к завтрашней репетиции?

Оливер ответил сразу.

Оливер: Конечно. Увидимся, парни.

Уилл: Да.

Том: Все хорошо. Увидимся завтра.

Устроившись на своём любимом месте на диване, я положил телефон рядом и включил телевизор. Выбрал свой любимый сериал, надеясь отвлечься, но не мог перестать думать об Эйприл — о том, какой грустной она выглядела. Такой хрупкой и уставшей.

Когда Анна сказала мне, что Эйприл не ходит на работу, меня охватило чувство вины. А когда я её увидел, только взглянул на неё, я сразу понял, насколько она подавлена. Моё сердце разрывалось за неё.

Кожа вокруг её глаз выглядела потемневшей от усталости, её лицо было бледным, будто в нём исчезла вся жизнь. Даже её волосы были небрежно собраны, как будто у неё не было сил ухаживать за собой. Эйприл — из тех женщин, которые всегда следят за собой, она без усилий прекрасна. Но когда я её увидел, её огонь угас. Женщина, которую я встретил, была не той Эйприл, которую я знал.

И это сделал с ней мой родной брат.

И я не могу, черт возьми, это просто так оставить.

— Ещё раз! — кричит Оливер, размахивая барабанными палочками над головой. Я тут же бросаюсь в ритм басовой партии. Пальцы работают на автопилоте, скользя по ладам, а медиатор точно попадает по струнам.

Репетиции стали происходить несколько раз в неделю, к тому же у нас уже запланированы концерты. Это выматывает, но это часть музыки.