Иван.
После аварии дни тянулись невыносимо долго, вдруг став словно резиновыми.
Если раньше мне хотелось еще пару дополнительных часов в сутки, то сейчас… Я был зол на себя. Какого черта! Отвлекся всего на секунду! Если бы я не потянулся за телефоном, возможно, успел бы вывернуть руль, затормозить, да что угодно. Лобовой удар, чудовищной силы, машину буквально расплющило, но мне повезло.
«Родился в рубашке» — говорили спасатели, когда вырезали меня из кучи металла, в которую превратилась моя машина. И вот результат моего везения — лежу как бревно, в больничной палате. Живу от укола до укола, потому что как только действие препарата заканчивается, тело пронизывает боль. Невыносимая до искр в глазах, до дрожи в руках хочется выть, но я, стиснув зубы, молчу. Болит, значит, я еще жив.
Врачи категорически запрещают работать, требуют соблюдать постельный режим, черта с два! Все, что у меня осталось — работа.
Жена ушла несколько лет назад, забрав с собой сына. Я вижу его на каникулах, когда он прилетает ко мне погостить. Они даже толком не знают, что происходит в моей жизни. Впрочем так даже лучше, не будет фальшивых утешений, ведь бывшей безразлично, как я живу, лишь бы вовремя высылал деньги.
А сына незачем волновать, он и так наше расставание переживал очень болезненно. Все мое общение сейчас ограничивается врачами, звонками Вадиму и новой помощницей, что так удачно подвернулась мне под руку в кадрах. Вадька соловьем поет, как мне повезло, рассказывает, как замечательно прошла конференция по новому проекту, как Алиса держалась молодцом, просил не орать, дать ей шанс, присмотреться.
Если бы не Вадька, прибил бы сразу, как только, открыв глаза, увидел ее в своей палате! Ишь, письмо сопроводительное выдал, обозвал еще «индульгенция», шутник фигов.
После ухода Майи у меня сменилось столько помощниц, что я уже отчаялся найти подходящую. А эта вроде ничего. В первую встречу не оробела, да и сейчас держится уверенно. По глазам вижу — ни черта не понимает, что происходит, но с умным видом кивает. С документами вроде разобралась и то уже дело. Да и характер мой вспыльчивый терпит, вижу, как ответить хочет, но молчит. Правильно, я отходчивый. Да и понимаю, что дело не в ней. Сам виноват.
Хорошая помощница попалась, все-таки не зря я тогда в кадры зашел. И еще, что мне в ней нравится — нет в ее взгляде на меня жалости. Смотрит, как бы смотрела на улице, в офисе, да где угодно. Потому что жалеть меня точно не надо. Не привык. Хоть бы тень жалости увидел, уволил бы, не сомневаясь. К чертовой бабушке!
Лежа в одиночестве, у меня было много времени на размышления. Как я жил, что делал. Летом юбилей, пол века прожил, а что у меня есть? Дом построил, сына родил, даже дерево посадил. А толку-то? Денег полно, да только они душу не греют. Бумажки.
Раньше работал как проклятый, чтобы Лана и сын ни в чем не нуждались. А сейчас зачем? Да чтобы дома с тоски не сдохнуть. В тишину возвращаться не хочется. Я один. И это меня медленно разъедает изнутри. Я стараюсь заполнить пустоту работой.
Алисе хватило наглости моей женой назваться, поэтому ее беспрепятственно пропускали в палату. Что меня радовало, я имел всю свежую информацию по объектам, мог работать, а значит, жить. Иногда посматривая на свою помощницу, отмечал, что она весьма симпатичная женщина. Повезло же кому-то. Видел в анкете, что замужем, двое детей. А Лана моя второго не захотела, да и первого то не очень. Случайно получилось. Еле уговорил оставить.
Мое утро начиналось всегда однообразно, с прихода лечащего врача.
— Когда я смогу уехать домой?— задал вопрос врачу после осмотра.
— Иван Дмитриевич, — начал Глеб Сергеевич,— еще слишком рано, вы не поправились до конца, вам нужен уход.— Заметив мой недобрый взгляд, поспешил исправиться, — уколы, капельница, реабилитация в конце— концов.
— Уколы можно делать дома. Капельница тоже, думаю, моя жена справится с этим, ну или подыщем ей в помощь кого-то. — Сам поразился, как легко отозвался о помощнице словом «жена». За последнюю неделю привык к ее присутствию, голосу, улыбке. И сейчас в разговоре в роли жены представил именно ее в своем доме. Пришлось тряхнуть головой, отгоняя видение.
— Но я не могу так рано, — лепетал зав. отделением.— Полежите хотя бы до конца месяца.— Не дожидаясь моего ответа, он выскользнул в коридор.
Я бессильно откинулся на подушки, неделя, так мало и так бесконечно долго. А впереди вся суббота и воскресенье в полном одиночестве… И Алиса не придет. Ей есть с кем проводить свое время.
Глава 19
Алиса.
— Мам, я ушел! — Крикнул Димка из прихожей. — Я подскочила на кровати.
— Куда?— наспех запахнула халат и вышла в коридор босиком.
— Ты забыла? — укоризненно покачал головой сын, занеся одну ногу над порогом. — Я же тебе вчера вечером говорил, что к Кирюхе с ночевкой.
Не помню, возможно, и говорил, но вчера к вечеру накатила такая усталость, да и звонок Антона выбил из колеи.
«Скорее бы развестись с тобой. — Всплыли в памяти слова вчерашнего разговора». Слезы опять навернулись на глаза, я отвернулась, чтобы сын не заметил.
— Ах да, точно, совсем забыла.
— Ну тогда я пошел?— сын «клюнул» меня в щеку и поспешил к другу, а я поплелась в ванную.
— Мамочка, пока ты умывалась, звонил какой-то дядька незнакомый, сказал ему перезвонить, и тетя Ксюша звонила.
Вадим! Я совсем забыла про него. Вчера Иван просил передать документы. Пора заводить склерозник, записывать все, что важно. Отругала я себя и набрала Вадима.