«… он не сдержал слово только однажды».
Рубашка все же жмет. Грудь так высоко вздымается, что расходятся полы. Дышу, дышу, а воздуха все равно не хватает.
Она не искала утешения. Почему-то именно желание заменить меня кем-то другим добивало сильнее прочего. А у нее его не было. И нет. Моя жена — просто безжалостная мстительная стерва. Отчаянная в своем горе. Отчаявшаяся.
И это так чудовищно… глупо! Что я не выдерживаю.
Вытаскиваю наушники, захлопываю ноутбук и встаю. Печатая шаг, иду до двери. Грудину от эмоций распирает, от попыток дышать глубже кружится голова. Руки трясутся так, что приходится сжать пальцы в кулаки. И в таком виде, в этом своем предынфарктном состоянии, я ногой толкаю чуть приоткрытую дверь в ее кабинет.
Казалось, самую малость. Усилий почти не прикладывал. Но она бьется ручкой о стену, а оглушающий звук удара разносится по пустым коридорам.
Виолетта вздрагивает, замерев на том месте, где стояла, и задерживает дыхание. Смотрит на меня расширенными глазами, кусает нижнюю губу. Дрожит то ли от страха, то ли от волнения, когда я подхожу ближе.
— Скажи мне это в лицо, — хриплю грубым, будто прокуренный голосом.
— Ты меня обманул, — шепчет одними губами.
— Громче.
— Ты меня обманул! — кричит мне в лицо. — Ты! Ты первый!
— Только ты способна так извратить ситуацию в угоду себе.
— Ты меня не послушал. Ты меня бросил, — едва выговаривает дрожащими губами. — Ты меня. Сломал, — шипит и яростно тычет пальцем в мою грудь. Поджимает губы и моргает, прогоняя мутную пелену.
— Только ты, — выдыхаю и касаюсь пальцами бархатистой кожи на ее щеке.
Как давно я ее не трогал. И какое же это удовольствие. На кончиках пальцев концентрируется живая энергия. Подушечки покалывают, желание смять ее нарастает так стремительно, что в пиковый момент я набрасываюсь на нее, с ужасом, но все же вскользь, думая, что раздавлю.
Сжимаю ее голову, затем — шею, плечи, спину, талию ягодицы. Впиваюсь в идеальные губы с поцелуем. Остервенело мну все, до чего только могу дотянуться.
Виолетта судорожно втягивает воздух, вцепляется острыми ноготками в мою шею. Отвечает мне со всей страстью, которой в ней всегда было в избытке. Целует меня и плачет. Ревет навзрыд, раздирая мое сердце на клочки. Потом не выдерживает, отрывается от моих губ и так крепко обнимает, повиснув на шее, что меня буквально вдавливает в пол.
Обхватываю ее за спину, отрываю ноги от пола и все, о чем думаю — как я мог два года жить без этой тяжести на своей шее? Без этого груза безумной отчаянной любви. Без этой чокнутой женщины, пахнущей магнолией.
— Богдан, — вдруг немного истерично смеется Виолетта, упав обнаженной грудью на мою.
Думаю, это шок. Сам в себя никак не приду, колотит от эмоций. Все, что смог — донести ее до дивана. Разорвал на ней платье, проигнорировав молнию. Забыл про свою ногу, забыл про ее измену, забыл про свое разочарование. Я так хотел ее, что не вспомнил бы самого себя. Снова утонул в своей любви, будто не было двадцати лет брака. Будто она впервые мне отдалась, впервые позволила. Именно сейчас я воскрес. Только сейчас очнулся.
— Бонь, — хихикает тихо и поднимает на меня озорной взгляд.
Непонимающе хмурюсь. С этой женщиной наперед не угадаешь. Что задумала? Что там в ее голове? Дьявол перехватил управление или ангел включил свет, разогнав по темным углам призраков прошлого?
— Ну, — бурчу, кучнее сдвигая брови.
— Я уже полтора года таблетки не пью.
— Здрасьте приехали, — выдуваю и закрываю глаза. — Еще я по залету не женился…
— Ну Бонь… откуда мне было знать… — ластится щекой к моей груди. — Да и старая я уже. Для этого. Просто представила… а что, если?
Что, если горячо обожаемая женщина подарит мне еще одного ребенка в сорок четыре? Снова сдохну. И снова воскресну, чтобы всегда быть рядом.
Крепко обнимаю ее, откровенно размечтавшись. Виола тихо охает от давления, пытается дышать в моих объятиях. По чуть-чуть, чтобы снова не закружилась голова. Чтобы снова не повело.
Когда ослабляю захват, она пристраивается поудобнее. С легкостью помещается на моей груди, чувствую, как ей удобно и уютно. В отличии от меня, ощущающего вспотевшим от напряга голым задом холодную кожаную обивку.
— Я должна знать, — говорит негромко, когда я уже было решил, что уснула.