Выдыхаю и обмякаю, определенно чувствуя себя более расслабленным, чем еще минуту назад.
— Богдан, Ваша правая нога немного отекла, — говорит вдруг. — Это нормально после операции, повода для волнения нет, — добавляет поспешно. — Просто подумала, пока Вы здесь, я могла бы сделать легкий лимфодренажный массаж.
— Делайте, — легко соглашаюсь.
— Но нужно получить одобрение от лечащего врача, — договаривает всю мысль.
— Довольно поздно для звонка.
— Если не сделать — утром будет еще хуже. Давно без костылей?
— Третий день.
— А рекомендации, полагаю, соблюдаете постольку-поскольку, — произносит укоризненно, умудряясь пристыдить меня.
— Я хожу, — отвечаю глухо. — Медленно, но зато без трости, костылей, палок и других сподручных предметов. И не хромаю.
— Ну, недолго, если продолжите в том же духе, — слабо фыркает. — Минуту. Сергей Борисович, добрый вечер. Да, иногда смотрю, я не самый счастливый человек, но знаете, на что прямо сейчас? Ага. Ну отек, конечно. Поняла. Передам. Богдан, завтра в девять утра на прием, — говорит уже мне. — А сейчас… я все-таки потрогаю Вашу ногу, — явно ехидничает, припоминая мой первый визит, и снова идет к раковине, чтобы вымыть руки, теперь уже после использования телефона.
— Спасибо, — отвечаю с немалой долей удивления. Почему она так впрягается? — Зачем Вам это? — спрашиваю вслух.
— Что именно?
— Поднимать кого-то поздним вечером ради едва знакомого человека. Тем более после случившегося.
— Мне это ничего не стоит, — отвечает просто, после чего собственный вопрос кажется глупым. — Знаете, почему Баринов предпочитает заниматься реабилитацией спортсменов?
— Нет, не спрашивал.
— Статистика. От целеустремленности пациента напрямую зависит процент успеха на полное выздоровление. Хотите быть тем самым, кто ее испортит?
— Услышал Вас, — после короткой паузы даю вдумчивый ответ.
— Я понимаю, что лезу не в свое дело, не подумайте. Просто… да просто лезу не в свое дело, у меня нет оправдания, — выдувает с бормотанием, а мне становится смешно.
Такая искренняя. Хороший человек, тут не ошибся. И отличный профессионал! С каждым движением ее рук чувствую, как ногу покидает тяжесть, которую на протяжении дня старался не замечать.
— Это сложно, — продолжает говорить. — Следовать всем рекомендациям, в особенности тем, которые Вам кажутся незначительными. Но я имела удовольствие лично видеть результат трудов и это вау. Небо и земля, поверьте. Через год то, что сейчас вызывает у Вас восторг станет обыденностью. Как чихнуть, — договаривает очень быстро и в самом деле чихает. — Простите.
— Ничего, — отвечаю с улыбкой. — И Вы правы, я веду себя крайне легкомысленно. Но это чувство… — не могу подобрать нужных слов.
— Рады? — спрашивает с удовольствием. — Что решились на операцию.
— Рад. Но Виола спасибо не услышит, хоть и внесла свою лепту.
— Можно спросить?
— Она мне изменила. В самый тяжелый момент моей жизни. С моим лучшим другом.
— О, Господи… почему Вы общаетесь? Дети?
— Макс уже взрослый, он учится в Москве. В меде, кстати.
— Ух, ты! Это очень сложно, по себе знаю! Он большой молодец!
— Да, уже ординатура. Последний год, — отвечаю с гордостью. — С Виолеттой у нас общий бизнес. Но я не разорвал контакт не поэтому. Наверное, мне нравится видеть, как она страдает, — неожиданно произношу вслух то, что даже мысленно не проговаривал. — Н-да, нелестную характеристику я себе дал.
— Ну так и я не судья.