Это урод не заслуживает жить как человек, только как собака. Но пока я ничего не могу сделать.
Я еще раз смотрю на бумагу.
Нет, ну какое он ничтожество. Наверное, хозяйка тела ни за что бы не подписала такое письмо. Приданое просто огромное, а этот загребущий хомяк хочет забрать все себе.
Я закусываю губу.
Если бы я знала размер своего имущества, никогда не сказала бы, что мне нужно только Заболотье.
Меня разбирает злость.
Видимо, по местным законам мне полагается либо часть приданого в случае развода, либо все, иначе бы Теор сюда не прискакал. И вроде бы вот оно – Заболотье. Бери.
Но если подпишу, буду чувствовать себя обворованной. Мне хочется справедливости.
Что же делать?
Раньше Заболотье было защитой от этого придурка, а теперь он может являться сюда и без магов. Захочет – ночью убьет по-тихому, если буду ерепениться.
– Подписывай! – громко говорит Теор и с нажимом смотрит на меня.
Во мне все протестует. Душа болит за ту несчастную девочку – прошлую хозяйку тела.
Как же несправедливо с ней обошлись. Она даже яд выпила, чтобы не быть съеденной. Вот я и оказалась в этом теле, получила второй шанс.
И у меня просто рука не поднимается подписать это безобразие. Я знаю совсем другую жизнь, хотя и мне пришлось хлебнуть говна по самое не балуйся.
Меня не повысили на работе, потому что я женщина. Выбрали менее квалифицированного агронома просто потому, что он мужчина, а начальник считает женщин вторым сортом. Но я тогда могла защитить чувство собственного достоинства – уволилась, послала всех в далекое пешее. Я себя не на помойке нашла.
Устроилась на другую работу, и все было хорошо, пока я не забеременела. Тогда вскрылось, что меня даже не устроили официально, хотя обещали. И когда увидели мой округлившийся живот, соврали, что нужно проработать все положенные семь месяцев беременности, а только потом уйти в декрет.
Меня тошнило на каждом углу. Я дышала парами химических отрав, которыми травили вредителей. Каждый день для меня был подобен бою. И что в итоге?
Мне отдали трудовую книжку без записи и сто тысяч, сказав, что это все, что они могут мне предложить. Что им невыгодно оформлять меня, платить декретные и вообще я должна быть им благодарна. И если хочу, могу обращаться в суд. Что ни одна «баба» еще не выиграла.
А у меня роды на носу. Живот тянет. Тошнит постоянно. И я бы обязательно билась в суде, если бы не было так хреново.
Да и Петр сказал, что не стоит. Что сто тысяч – это тоже хорошо.
Так что в своей жизни я тоже пасовала, о чем жалею до сих пор. Надо было вытрясти с их шарашкиной конторы все, что могла. Показать, что с женщинами так нельзя.
И этому козломужу тоже нужен урок. Ой как нужен!
Я очень хочу устроить ему темную. Такую, чтобы пожалел, что у него рука отравить жену поднялась. Чтобы импотентом стал, изменник проклятый!
И рыжую его любовницу проучить хочу, чтобы неповадно было чужих мужей уводить.
Меня аж начинает трясти от злости.
– Пойдем за мной. – Я опускаю руку с бумагой.
– Здесь не подписывается? – Теор складывает руки на груди.
А я молча поворачиваюсь в сторону особняка.
Киара теряется, отступает, пропуская нас вперед. В ней все еще очень много от служанки, что при господине склоняет голову.
Но ничего. Мы обе справимся со своими таракашками в голове.