Мы смотрим на Леру, которая почти совсем спряталась под плед, лишь изредка бросая на нас настороженные взгляды.
— Ей нужна помощь, — наконец произношу я, переводя взгляд с Леры на Афанасия. — Сидеть ей здесь не вариант. Всё равно найдут. Её муж не успокоится, пока окончательно не избавится от своей жены.
— Илюха, я тебя давно знаю, — начинает Афанасий, возвращаясь на свою табуретку. — Я её спас, теперь ответственность несу за неё. Если ты её ищешь, чтобы убивцу отдать, то я сам лично найду тебя потом и пристрелю, как собаку бешенную.
— Да брось, Дед, — морщусь в ответ. — Не от мужа я сюда пришёл, а от отца её. Но…
Я замолкаю, обдумывая ситуацию. Моя работа и опыт научили меня быстро сопоставлять факты и принимать решения, которые вряд ли мне самому понравятся. Сейчас кому я могу доверять? Себе и своим ребятам, больше никому. Я не хочу думать, что Георг играет на стороне врага, и не собираюсь сдавать ему Княжину, но что с ней делать?
— Почему она в таком состоянии? — задаю я вопрос Афанасию, и тот крякает от досады.
— Делал что мог, — оправдывается старик. — Рану зашивал на лице, на голове тоже рана была, когда упала, о камни ударилась, да и от медведя еле отбил.
— Её что, медведь таскал?
— А кто ещё такие отметины оставит? Только он. На теле, где рёбра раскроил, ногу и вот… Лицо.
Мы сидим молча, задумчиво глядя на Леру, а та словно уснула. Её глаза закрыты, голова лежит на коленях. Руки обхватили ноги поверх пледа. Почему-то я смотрю на эти худые руки и невольно вспоминаю фотографии Княжиной. Да, здорово её потрепало, не узнать.
— Почему её медведь бросил?
— Сытый был, закопал листьями под поваленным деревом, я случайно наткнулся. Ходил проверять ловушки, Хан со мной был, — еле слышно произносит Афанасий.
— И где теперь Хан? — только сейчас вспоминаю, что не видел собаки у Афанасия в этот раз.
— Старый он был, — уклончиво отвечает Дед.
— И…
— Хан её нашёл, откапывать стал, я вместе с ним, а тут медведь проверять пришёл. Ну Хан и сцепился с ним, а дальше ни собаки, ни медведя… — Афанасий замолкает, видимо, заново переживая тот момент. Я понимаю, что собаки не стало, а жаль.
Дед с этой лайкой, считай, лет пятнадцать жил, они как одно целое были. Я иногда смотрел, как они по лесу идут, и такого взаимопонимания ни разу не видел, даже у самых профессиональных кинологов. Мне казалось, что Хан и Афанасий понимали друг друга с полуслова, с взгляда. Очень жаль собаку.
— Жаль, — кидаю на Деда сочувствующий взгляд. — А медведь?
— Там, — не глядя отвечает Афанасий, указывая в сторону печи, на которой лежит шикарная шкура.
— Ну ты даёшь, — восхищённо произношу я. — Медведь бы тебя одной лапой…
— Ты это не думай, что я старый, — тут же ершится Дед. — Я в тайге поболее твоего живу и знаю, как и что делать.
— Да будет тебе, но молодец, старик, — усмехаюсь я. — Не хотелось бы прийти и твои кости искать по округе.
— Поживу ещё, — ухмыляется тот, но тут же становится серьёзным. — Ты поможешь ей?
— Я-то помогу, но как? — снова смотрю на уснувшую Княжину. — Может, её в кровать положить?
— Да пусть пока сидит, она скоро проснётся. Иногда бывает, в день по несколько раз в сон уходит, особенно после ночных кошмаров.
— Подлатал ты её, но всё же лечить надо, — с сомнением качаю головой. — Травмы нешуточные были, ей, скорее всего, таблетки какие-то нужны, психотропные там или ещё что. Она сама-то тебе что рассказала?
— Ничего, — ворчит Афанасий. — Я сам обо всём догадался. А она сама ничего не помнит, кричит только ночами.
Он встаёт со своего табурета и направляется к печи. Лезет куда-то вниз, вынимая кирпичи.
— Иди-ка сюда, Илюха, — доносится его голос, и я встаю, иду к нему, бросая короткий взгляд на уснувшую женщину. — Руку сунь туда, там свертки.
Опускаюсь на колени рядом с Дедом и просовываю руку под печь. Два кирпича Афанасий вынул, и я свободно пролезаю рукой по локоть.
Конец ознакомительного фрагмента.