🕮 Читать книгу «Хозяйственный романс для попаданки» онлайн

Тетя была согласна с племянницей: совместное проживание становилось все более и более неудобным…Но как всё же отреагирует батюшка? Если честно, стопроцентной уверенности в категоричности мистера Барнета по поводу переселения (читай – отказа от майората) у попаданки…уже не было…И это напрягало…Как говорится, и хочется, и колется…

Понять сомнения и опасения отца Мэри могла безусловно: уж кому, как не ей, пенсионерке, это делать? Привычка – вторая натура, пожилому любые перемены – потрясение, а тут – родовое гнездо оставить, это тебе не кот начхал! Пусть он и готовился, и вроде решился, и объяснение нашел железное, и одобрение получил …Ну все ...Ан нет, больно, обидно, досадно… А еще – страшно…

Не знала попаданка, как тут дела обстоят, но в прошлой жизни слышала поверье, что нежелательно старым людям из своих домов съезжать, если уж прямо не край какой: мол, к скорой смерти такие переезды или болезни тяжелой…И думая о мистере Барнете, она не могла отделаться от мысли, что у него есть подобная гипотеза…Интуитивная.

Да только дилемма нарисовавшаяся «само-не-устранится»! Так что, утра вечера мудренее. Вот приедет барин – барин нас рассудит.

Глава 65

Мы предполагаем, а Бог располагает...Так подумали все обитатели Литлл-хауса, когда вернувшийся хозяин внезапно повел себя …странно, если не сказать больше: практически с порога он проявил такое внимание к гостям, игнорируя домочадцев, что у Мэри закралось подозрение, испугавшее ее не на шутку – что батюшка…того-с…

Сэр Эбенезер несколько часов провел в беседах с обретенной родней, выслушивая их историю, жалобы и предложения, после чего Кларксоны вышли с на публику с торжествующими лицами, а Мэри была удостоена лишь кратковременной аудиенции, основной темой которой стала настоятельная просьба быть милой и корректной с «дорогой тетушкой» и создать для наследника максимально комфортные условия существования в «родном доме».

Примерно такое же внушение получили и Люси с Лиамом, что повергло внучку в состояние недоумения. Хоук сумел удержать эмоции и просто пообещал быть терпимым и не создавать гостям проблем. Младшая Мэйден ушла в свою комнату молча…Слугам было велено исполнять приказы гостей без комментариев и, вообще, быть предельно осторожными, дабы не оскорбить их какой-либо ошибкой или небрежением.

***

Больше недели с утра до вечера сэр Эбенезер занимался с Дэвидом бумагами, разговорами о майорате и истории семьи, совершал поездки по владениям, познакомил его со всеми арендаторами, представил «наследника» в городском собрании и мужском клубе, где собирались значимые горожане, чуть ли не каждый день водил «будущего владельца майората» по гостям, выполнял его прихоти в выпивке и игре…

На службе в церкви Дэвид и Анна, также представленная жителям Пендлитона, занимали места рядом с мистером Барнетом, в то время как Мэри и ребятам приходилось стоять/сидеть во втором ряду и делать хорошую мину при плохой игре..

Столь очевидные предпочтения не могли не быть замечены обществом, и в дом Барнетов, живших до этого замкнуто, под разными предлогами потянулись любопытные соседи, первой из которых стала, конечно же, миссис Файнс, с «пол-пинка» задружившаяся с Анной Кларксон.

Благодаря протекции тетки Анну приняли в женском сообществе, куда третья мисс Барнет не особо была вхожа (по собственной инициативе), и охотно снабжали сплетнями и собственными оценками прошлого и настоящего семейства сквайра, финансового положения майората, бизнеса Мэри и социального статуса остальных сестер Барнет.

С каждым днем носы Кларксонов задирались все выше, голоса становились все увереннее, требования – все шире. Так, Анна, после нескольких замечаний, уговорила дядюшку передать ей право заниматься домашними делами, дабы показать неопытной все еще племяннице, как следует обращаться со слугами, кухней и особо – с воспитанием подрастающего поколения, в отношении которого у неё «болит душа».

Энни, не справившаяся с приготовлением блюд по рецептам Анны (вернее, плохо говорящей Зиты) была переведена в поломойки, прачки и помощницы по кухне, а поварихой Анна назначила себя саму в лице безропотной Зиты. Возражения Мэри относительно беспредела были мягко, но решительно пресечены за ужином сквайром, посоветовавшим дочери быть благодарной тетушке за науку.

На столе господствующее положение заняли блюда с таким количеством специй, что даже попаданка есть их могла с большим трудом, но не закрывающая рот от похвальбы и саморекламы Анна не давала возможности заикнуться о смене меню или намекнуть на его сомнительную пользу…

«Ведь она так старается, а специи, как вы знаете, недешевы, но для дорогих дяди и племянников она живота не пожалеет, что уж про перец и кардамон говорить…Надо просто привыкнуть, зато как это освежает, не правда ли, дорогой дядюшка? В сочетании с легким белым вином, что вы купили на днях, карри невероятно хорошо заходит…А кому не нравится, может потом выпить молока с хлебом … Утром, так и быть, Мэри сварит порридж на сливках – я не умею и не хочу этим заниматься, это слишком примитивно» - примерно так вкратце было объяснено всем изменение режима питания…

Взбрыкнувшая и надерзившая в ответ на указание миссис Кларксон заняться вышивкой, а не скакать по полям, Люси была отправлена дедом под домашний арест на три дня без права выходить к столу, пока не осознает и не извинится перед желающей ей добра старшей родственнице.

Лиам составил компанию кузине, поскольку резко отказал Дэвиду в праве выезжать на своем жеребце Громе, съязвив, что навыки верховой езды наследника не соответствуют уровню подготовки коня и было бы оскорблением для последнего нести такого неумеху на своей спине.

***

У Мэри голова от всего происходящего не просто шла кругом – она вообще отказывалась что-либо понимать. В течение десяти дней, которые законные обитатели Литлл-хауса пребывали в ах…е (не иначе, других слов просто не было) от «возвышения матери и наследника», у Мэри в мозгу крутилось название романа Айтматова «И дольше века длится день» как наиболее точное определение привычных отрезков времени, действительно тянувшихся так долго, что казались веками.

Она искренне не понимала мотивов поведения сэра Эбенезера, порывалась несколько раз переговорить с ним, но он умело избегал общения наедине, предпочитая компанию Кларксонов – как в доме, так и вне его, или вообще «уходил в несознанку» типа «я устал, хочу отдохнуть», буквально закрывая перед ее носом дверь…

До кучи ей приходилось сопровождать Анну на женские посиделки или в лавки за «милыми дамскими мелочами», на которые ей выделил деньги мистер Барнет, или тащить родственницу с собой на репетиции хора, где последняя вела себя как высокопоставленная проверяющая и не стеснялась давать «ценные» советы по поводу репертуара, её, Мэри, уровня исполнительского мастерства, при этом, как сериальная леди Кэтрин де Бург, мэмсахиб замечала, что если бы она в свое время училась игре на фортепиано, то сейчас преподала бы племяннице урок, поскольку «он ей, молодой-начинающей, определенно нужен здесь, как и в делах домашних, а то ведь, хм, запустила дом, да и прислуга …требует твердой руки, как и невоспитанная, увы, сиротка Мэйден…». Хористы таращили глаза, сбивались с ритма, перешептывались между собой, и Мэри оставалось только очень надеяться, что шушуканье не касается ее персоны, учитывая давнее знакомство. Хотя, как знать…

***

Не надо быть психологом или предсказателем, чтобы понять, что такое положение дел в Литлл-хаусе долго не продлится, и однажды будет достаточно искры, чтобы рвануло ядрёным взрывом накопившееся недоумение и обида одних и рьяное властолюбие и амбиции других…

Единственное, что порадовало Мэри (и её племянников), хотя и произошло оно из-за печальных обстоятельств, так это возвращение на кухню Энни, а на стол – привычных картошки, мяса и булочек.

Случилось сие на третий день пытки индийскими (а ими ли?) блюдами: у сквайра разыгралась «печеночная колика», для усмирения которой был срочно вызван доктор Хоуп, устроивший форменный разнос «крайне легкомысленной в таком возрасте, простите великодушно» миссис Кларксон, нанесшей своими кулинарными нововведениями «серьезный удар» по пищеварительной системе «уважаемого пожилого человека», и что, будь он, доктор Хоуп, более подозрителен, можно было бы расценивать как покушение на, да-с, его жизнь…Кхм.

Вдова, пристыженная почитаемым в городе эскулапом, струхнула, долго плакала, оправдываясь и сожалея, и на следующих день добровольно сложила с себя полномочия шеф-повара, переключившись на воспитание Люси …и Мэри: заставила их ходить по комнате «правильно», сидеть с выпрямленной спиной, рассказывала какие-то правила поведения в высшем обществе (и мужском заодно), разные прочие «женские секреты», особенно необходимые Мэри, поскольку ей предстоит в скором времени выйти замуж…Короче, просвещала провинциалок – от щедрот своих душевных. Great (зашибись)!!!

В связи с «временной нетрудоспособностью» сквайра Дэвид несколько дней в одиночку посещал Пендлитон и, возвращаясь каждый раз все позже и позже, оглашал дом пьяными выкриками, недовольный нерасторопностью Гупты и жадностью местных толстосумов, не дающих ему возможности отыграться. Поутру он извинялся, лебезил перед хозяином и сетовал на то, что Гром (жеребец Лиама) никак не поддается дрессировке, а ему (Дэвиду), уж сделали замечание «друзья», что он, как девица, ездит на кобыле «старой девы», простите, дорогой кузины.

Тут в диалог вступала дама Анна, причитавшая о недопустимой неблагодарности Лиама, который мог бы и пойти навстречу ее мальчику и приказать «противной скотине» слушаться, поскольку Дэвид прав – негоже молодому наследнику майората совершать поездки верхом на непрезентабельной лошади.