🕮 Читать книгу «Хозяйственный романс для попаданки» онлайн

Расположенный на реке Трент, город ограничивался с севера огромным лесным массивом – тем самым Шервудским лесом, в чащах которого шли заготовки древесины, ставшей источником процветания края наряду с кружевным (да-да) и иным текстильным производством, а также начатыми разработками угля на северо-западе, ближе в Дербиширу, входившему в маркизат Ноттингем. Последний факт совершенно не был понятен иномирянке, но раз так тут случилось, кто она такая, чтобы спорить?

***

Резиденция Чеснет-касл, где теперь проживали обе семьи старших сестер, находился в полумиле от города, в лесу, который, по сути, входил в частные владения маркиза, но был доступен для посещения местными жителями с целью дереводобычи, охоты и остального использования, но только при наличии разрешения от хозяев или купленной временной лицензии. Ну, так объяснила себе озвученные в одном разговоре ограничения Мэри.

Почему особняк носил громкое название «замок» (касл), если больше походил на богатое здание типа Незерфилда, попаданка не поняла, если только не благодаря четырем башням в углах массивного вытянутого вдоль трехэтажного строения из серовато-желтого песчаника, очень напоминающим средневековые донжоны.

Как бы то ни было, родовое гнездо маркизов внушало трепет громоздкостью, размерами и основательностью, что немного разбавлялось наличием большого обустроенного приусадебного парка, в состав которого входил и фруктовый сад (яблоки, груши, даже вишни), и оранжерея с экзотическими растениями, несколько прудов и поле для игры в крикет.

Мобри и Бёрли прекрасно разместились, детям было, где играть без проблем, и Люси два года подряд проводила у теток, по крайней мере, месяц в компании кузенов всех возрастов, нянчась с младшими и выступая лидером у старших, как ни странно. Вообще, девочка постепенно превращалась в нормального подростка, избавляясь от настороженности, некоторой замкнутости или излишней серьезности.

Нет, она не стала оторвой или вертихвосткой, просто могла похулиганить: подбить мальчишек на «поиски сокровищ», например, или увести в путешествие, или еще какую забаву предложить. Но, при этом, всегда оставалась внимательной и аккуратной в части безопасности, брала на себя ответственность и первой признавалась в проступках, если понимала, что нарушила границы.

А еще Люси очень активно училась по тем записям и методикам, по которым готовились к поступлению в Итон (естественно!) кузены, в чем, надо сказать, преуспевала больше младших сестер, предпочитающих куклы и домоводство.

Дети тетушек ее обожали не только за разные проказы(!), неистощимый оптимизм и заботу и ласку, которыми девочка щедро делилась с кузенами, но и за то, что Люсинда рассказывала им интересные истории. Талант повествовательницы и писательницы у племянницы открылся, как оказалось, еще в первое посещение Истон-корта, когда во время ночного бдения в башенке она поделилась с роднёй историями, услышанными от тети Мэри (это её Гейл надоумила), а потом стала тайком записывать в тетрадь собственные – после того, как проговаривала фантазии с Лазаридис то перед сном, то после домашних музицирований, то во время прогулок…

Маша была потрясена и полетом мысли юной сочинительницы, и глубиной ее сюжетов: девочка демонстрировала недетскую серьезность, хотя пока не очень владела словом – ей элементарно не хватало эпитетов, метафор и прочих литературных приемов. Тряхнув стариной, Маша помогала Люси с формулировками, сюжетными ходами, моралью, корректировала и редактировала тексты, поощряла и гордилась успехами. Кузены, получая письма с новым куском истории, требовали еще, и на радость старшим, отношения их укреплялись и развивались ко взаимной пользе.

Этот факт наводил Мэри на размышления о приобретении участка или дома в графстве, но…Вот не лежала у неё душа к этому месту! Побывать в гостях, по лесу побродить, в горам в Озерном крае полазить – да, а вот жить постоянно там, где летом прохладно, а зимой – сыро, попаданке не хотелось. Беркшир ей нравился больше…

«И вообще, жить неподалеку от родни, но не рядом, всё же предпочтительнее. Лично для меня, конечно» – рассуждала на досуге бывшая российская пенсионерка.

***

Тут она немного лукавила, конечно…Какой бы прогрессивной феминисткой Маша себя не считала, как бы ни наслаждалась своим положением (искренне), всё-таки наблюдать за чужим счастьем порой бывало…нелегко даже для неё…Встречи с прямой родней и периодические – с родственниками зятьев, нет-нет да и появлявшихся во время визитов Барнетов в Чеснет-касле и интересующихся (ненавязчиво, признаться) ее «вековушеством» параллельно с восхвалением музыкальных способностей и расширением социальных навыков (замечали изменения, как ни странно) царапало по сердцу…

Да и биологические часы, как говаривали в прошлой жизни спецы в сети, тикали отнюдь не в пользу Мэри – ей было за тридцать, а замужество, на которое надеялись близкие, все ещё оставалось туманной перспективой, несмотря на попытки завуалированного сватовства со стороны все той же родни… На нечастых приемах или дружеских посиделках с коллегами и подчиненными зятя Персиваля появлялись холостые (вдовые, вернее) мужчины, чьи-то кузены, знакомые знакомых…

Мэри общалась, играла на рояле (зять специально купил для особняка), на охоту ходила, поражая всех меткостью и удачливостью, угощала редкостями типа кислой капусты или маринованных грибочков (Энни, ее дорогая кухарка, стала ярой поборницей всяких солений-варений и витаминов), но так и не «сделала стойку» ни на одного из представленных мужчин. И на неё, увы, тоже…

Маша смеялась про себя, вспоминая слова из песни юности «Хороший ты парень, Наташка!», потому что именно так она и оценивала контакты с местными кандидатами на высокий пост её мужа: приятель, друг, но не любовник. Но от новых встреч не отказывалась категорически – просто сокращала частоту визитов, ссылаясь на занятость с хором и ателье.

Обмануть родню не удавалось, но все делали вид, что все нормально. Ну, это так, в качестве лирического отступления…

Глава 39

Принадлежащая Барнетам ферма в Линкольншире, посещенная мимоходом (заехали ради интереса после визита к Фолкнерам в столицу графства – на этом настояла Мэгги) также была отвергнута Мэри как место возможного проживания: во-первых, жаль сгонять с земли и из дома успешного фермера, работающего на благо хозяина и своё, во-вторых, жизнь в красивом, но уединенном хуторе посреди полей даже ей, предпочитающей тишь сельской глубинки, абсолютно не импонировала. Будь Лазаридис той, кем была в прошлом, может и срослось бы, но с юной Люсиндой и стареющим сквайром сидеть на пустыре? Ответ отрицательный.

«Будем искать с перламутровыми пуговицами» - постановила попаданка и стала еще внимательнее приглядываться к поселениям, через которые они проезжали или в которых останавливались во время своих мини-вояжей по городам и весям этой версии Британии, пытаясь уловить атмосферу каждого и понять, насколько она резонирует с внутренним состоянием попаданской души, а также насколько соответствует её представлениям о комфорте возможного проживания семьи Барнетов.

Сэр Эбенезер с девочками познакомились с Винздорской королевской резиденцией, но повосхищались ею издалека, потому что там велся крупномасштабный ремонт, и для посещения туристами власти отвели лишь малую часть парка, а уж про здания и говорить нечего. И всё равно замковый комплекс впечатлял монументальностью, ухоженностью, величием и размерами территории: тут были и дворец, и крепостные стены, и мощные въездные ворота, и неохватная с первого взгляда парковая составляющая. «Дорого-богато» - крутилось в голове попаданки, пока они неспешно шагали по разрешенной части холма, на котором располагался замок. Хотите верьте, хотите – нет, но история тут прямо дышала в лицо, века осязаемо касались души и заставляли, волей-неволей, уважать «дядю честных правил», чьим властным символом место и являлось.

Не менее интересным был соседний городок, попасть в который можно было, всего лишь перейдя мост через реку. Небольшой поселок на Темзе, приглянувшийся когда-то королю Генриху XVI и давший имя знаменитому Итон-колледжу – гнезду английских джентльменов, школе-интернату для самых-самых «мальчиков-дворянчиков». Здесь с середины XV века они учились и воспитывались с 13 до 18 лет в условиях суровых, почти военно-спартанских, с непререкаемыми авторитетами и незыблемыми традициями в духе собственного превосходства, почитания королевской власти и преданности идеям отнюдь не «свободы, равенства и братства»…И всё – за ОЧЕНЬ большие деньги, да-с: простым смертным сюда, в кузницу британской элиты, вход был закрыт наглухо.

Обучение в школе велось на латыни, применялись телесные наказания, учащиеся мало общались с родней в течение учебного года (по три недели на Рождество и летом), носили, не снимая, форму (фрак, жилет, брюки), следовали жесткому распорядку дня, укрепляя тела в ходе спортивных соревнований по гребле, фехтованию, регби и даже плаванию, а умы- интеллектуальных марафонах, поскольку впихивали в неокрепшие головы итонцев много и разно, не отнять.

Все строгости преследовали цель подготовить большинство к поступлению в университеты Оксбриджа (Оксфорд и Кембридж, проще говоря) и воспитать в молодых аристократах выносливость, твердость духа, самообладание, лидерские качества, дабы могли они «глаголом жечь сердца людей» и вести за собой там, куда пошлет «родина-мать», и туда, где она (опять же) углядела свои интересы. Ну, это понятно, чего уж там…

Если отставить в сторону глубокомысленные рассуждения о принципах британского элитарного образования и осмотреть сам городок, то Мария Васильевна нашла его весьма уютным и красивым. Здания преимущественно из красного кирпича, фахверковые и из плиточного известняка (меньше) расцвечивали мощеные улицы, зелень на окнах и в небольших скверах смягчала холодность фасадов выстроившихся в сплошные ряды домов, немногочисленные пешеходы не раздражали, а река и прорытые от неё каналы с обильной береговой растительностью и плавающими по воде лебедями услаждали взор.

Кстати, Мэри с удивлением узнала, что англичане очень привязаны к этим водоплавающим, выделяют их среди прочих пернатых и даже поддерживают их численность, пересчитывая и взвешивая поголовье ежегодно на протяжении веков, для чего даже имеются спецы - «взвешиватели лебедей». Эта традиция зародилась в средневековье, когда жареные лебеди употреблялись в пищу аристократами, но только те, что достигли определенной массы тушек. Забавные британцы, однако!

***

Примерно такое же впечатление оставили в ее душе и знаменитые Оксфорд и Кембридж, основанные на острове в далеких XI и XIII веках соответственно, при чем второй «отпочковался» от первого после скандала, бросившего тень на все научное сообщество изначальной альма-матер Альбиона: студенты Оксфорда убили горожанку, народ возмутился, преподы вынуждены были пересмотреть университетскую «кухню», а решившие «сохранить чистоту эксперимента» сбежали на восток и основали новую высшую школу в небольшом городке на реке Кам.

Лазаридис смутно помнила, что назвать Оксбридж университетом в привычном ей понимании нельзя: это собирательное название нескольких (десятков) колледжей разной направленности, объединенных территорией, на которой они соседствуют, принципами преподавания, традициями и историей. И ярко выраженным духом мужского шовинизма, допустившим женщин к высшему образованию ограниченно и лишь в конце XIX в. (в прошлой реальности).