— Дети, мы дома! — донесся из коридора голос мамы.
Я и Сашка как вкопанные застыли на месте преступления.
Разувшись, папа первым вошел в комнату и с высоты своего огромного роста оглядел остатки маминой лампы.
— Саша! Аня! — пробасил он. — Вас ни на минуту нельзя оставлять без присмотра!
Перед папой мы всегда робели, хотя он ругал нас только за дело. Но его идеальная выправка и строгий взгляд внушали глубокий трепет. Особенно когда он надевал деловой костюм, собираясь в суд на очередную битву за добро и справедливость, — он многие годы вел собственную адвокатскую практику.
Но и сегодня, в обычном джемпере и джинсах, папа все равно выглядел угрожающе. Он уперся руками в бока и сурово посмотрел на нас с Сашкой из-под стекол прямоугольных очков, из-за чего по спине побежали мурашки. Казалось, температура в комнате упала сразу на десять градусов.
Вслед за ним ворвалась мама и сразу же схватила меня за плечи. Она даже не стала снимать спортивную ветровку, в которой ездила на дачу. Ее подбородок дрожал, а чистые голубые глаза блестели, будто она едва сдерживала слезы.
— Солнышко, ты цела? Нигде не болит?
Мама начала судорожно ощупывать мои руки.
— Мы все объясним, — первым нашел что сказать Сашка.
— Это я виновата, — произнесла я, глядя на осколки на полу. — Споткнулась и случайно ее задела.
— Я не о лампе. Ты точно не пострадала в аварии?
Услышав мамины слова, мы с Сашкой в страхе переглянулись.
Они знают.
Наверняка Елена Владимировна звонила папе и рассказала о моей роли в произошедшем. Наши родители общались друг с другом, поэтому вряд ли получилось бы долго хранить тайну. Но мы не ожидали, что правда станет известна так скоро.
— Нет, мам. Все нормально, — я попыталась ее успокоить.
— Точно? — она с силой сжала мои запястья.
— Да. На мне ни царапины.
— Слава Богу!
У мамы вырвался вздох облегчения, а захват стал слабее.
— А за лампу ты не злишься? — спросила я.
— Нет, конечно! Главное, что ты в порядке!
С этими словами мама заключила меня в объятия. Ее тепло заставило забыть и о лампе, и о больнице, и о красном мотоцикле. В детстве мама могла успокоить меня одним взглядом, одним прикосновением. С ней я всегда чувствовала себя в безопасности. Вот и сейчас по телу медленно разлилось спокойствие, и я впервые за день почувствовала себя хорошо. Ужасы прошедшей ночи, невероятная усталость и нервное напряжение на минуту исчезли. Осталась только нежность.
Когда мама, наконец, отстранилась, я кожей почувствовала, как не хочется возвращаться в реальный мир.
— Так, дети. У меня к вам серьезный разговор, — папа окинул нас тяжелым взглядом. Сашка снова поник, не успев порадоваться, как ловко мы избежали наказания.
— Витя, разве ты не видишь, в каком они состоянии? На Ане лица нет! — вмешалась мама. — Может, подождешь до завтра?
Она загородила меня своим телом, как львица, защищавшая львенка от главы прайда.
— Ира, завтра может быть уже поздно!
— Ничего не поздно! И ты остынешь, и она придет в себя.
— Пап, я расскажу, как все было, — брат тронул отца за плечо.