Я думала сказать столько всего! Как сильно скучала, как желаю ему поскорее стать самим собой и как мечтаю вновь увидеть его улыбку. Но при других людях приходилось молчать, поэтому я на прощание коснулась руки Егора и прошептала:
— Скоро увидимся.
Вдруг он сжал мои пальцы в своей ладони. Лишь на пару секунд. Продолжая смотреть в стену. А потом отпустил.
Никто ничего не заметил, кроме меня.
Глава 31
Мы с Сашкой навещали Егора два раза в неделю. Спустя дней десять после пробуждения он наконец-то узнал маму, а еще чуть позже – отца. В его взгляде появилось больше осмысленности. Он начал внимательно изучать тех, кто входил к нему в палату, однако на друзей продолжал смотреть, как на незнакомцев.
Только в кино человек после двадцатилетней комы плакал и вскакивал с постели, увидев родных. В реальной жизни требовалось много времени, чтобы восстановить нарушенную связь между разумом и телом.
Егору необходимо было заново учиться говорить и ходить. Но с тех пор, как он сжал мою руку, я обрела надежду, что все наладится. С каждым днем она росла и крепла. То, что к Егору постепенно стала возвращаться память, являлось хорошим знаком. Я отчаянно желала, чтобы он поскорее вспомнил нас. Вспомнил меня.
С такими мыслями я в очередной раз переступила порог больничной палаты. Мы снова пришли вместе с братом, но он остался в коридоре, поскольку хотел поговорить с врачом, а я решила, что стоит использовать возможность побыть наедине с Егором.
Вдруг получится пробудить какие-то воспоминания?
Когда я вошла, он сидел на кровати, глядя на пожелтевшие клены за окном. Время от времени остроконечные листья отрывались от веток и улетали, влекомые порывами ветра. Октябрь вступил в свои права, поэтому территорию больницы укрывал сплошной красно-золотой ковер.
— Привет. — Я попыталась привлечь внимание Егора.
Он повернул голову в мою сторону. Сейчас его лицо не казалось мертвенно бледным, однако я заметила на нем то же бесстрастное выражение, что и в прошлые посещения, отчего в груди болезненно кольнуло.
Нет. Егор пока меня не вспомнил.
Так смотрят на случайного попутчика в маршрутке, а не на подругу и тем более не на любимую девушку.
Однако Егор не стал отводить взгляд. И если удалось вызвать интерес, это уже являлось большим прогрессом.
— Как дела? — с легкой улыбкой спросила я, присев на стул рядом с кроватью.
Вести беседу с человеком, практически неспособным говорить, казалось странным. Но я не прекращала попыток достучаться до него в надежде, что когда-нибудь услышу ответ. Несмотря на сложности, я не могла сдаваться.
— Тебя еще не выводят на улицу?
Я кивнула в сторону окна и заметила, как Егор еле заметно покачал головой в знак отрицания. Неужели он понял?
— А ты хотел бы туда?
При виде утвердительного движения головы мое сердце подпрыгнуло от радости. Кажется, у нас впервые за пару недель завязался настоящий разговор! Конечно, это сильно отличалось от прежних бесед, однако мы сделали шаг вперед.
— У меня есть для тебя кое-что…
Чувствуя воодушевление, я достала из кармана джинсов маленький пластиковый треугольник со скругленными углами и положила на покрывало перед Егором.
— Это твой любимый медиатор. Помнишь, как ты постоянно играл им на гитаре?
Егор уставился на свою вещь, а я внимательно следила за ним. Однако вскоре он поднял голову и слегка помотал ей из стороны в сторону.
Что ж… Сегодня я не была намерена отступать после первой неудачи. А потому забрала медиатор и вместо него показала Егору лист бумаги, который вынула из рюкзака. Тот самый лист с изображением звуковой дорожки. Кажется, с момента, когда я впервые увидела его, прошла вечность.
— Узнаешь рисунок? Ты хотел сделать такую татуировку.
Егор изучал эскиз примерно минуту, но по его глазам я поняла, что вновь потерпела поражение.
Не страшно. В рюкзаке лежали другие вещи — ключи от квартиры, билет на прошедший концерт любимой группы, детская фотография, где Егор с Сашкой катались на самокатах. Хоть что-то он должен был вспомнить.