Вдруг за спиной послышался страшный грохот. Входную дверь будто вышибли. В следующую секунду в квартиру ворвались люди с автоматами, в форме и бронежилетах. Отпихнув меня, они в мгновение ока скрутили Андрея с Никой, уложив обоих лицом в пол.
А Егор… растворился в воздухе. На месте, где он стоял, остался лежать нож.
Человек в каске, на которой я прочла аббревиатуру СОБР, подошел ко мне и коснулся плеча.
— Вы в порядке? — спросил он.
Проигнорировав его, я бросилась в комнату и упала на колени.
— Нет… — бормотала я. — Ты не можешь уйти вот так! Не можешь!
Слезы ливнем хлынули из глаз, и я даже не пыталась их остановить, хватая руками воздух. Но в ладонях была пустота.
Кто-то поднял меня на ноги и вывел сначала из комнаты, а потом и из дома. Я отчаянно рвалась назад, однако вернуться не дали.
Когда мы вышли на улицу, в тусклом свете луны я заметила наш белый внедорожник. Прямо перед ним стояли… папа и Сашка. Высвободившись из рук СОБРовца, я кинулась к отцу, вцепилась в его куртку и, уткнувшись в нее носом, прошептала:
— Папочка…
— Ты в безопасности. Все хорошо.
Его руки неловко сомкнулись за моей спиной, содрогавшейся от рыданий. А потом я почувствовала тепло еще одного человека — Сашка обнял нас обоих.
Глава 30
Всю дорогу домой я прорыдала на груди у брата, сидя на заднем сидении внедорожника. Ни Сашка, ни папа, который вел машину, не задавали вопросов. Они наверняка думали, что причиной моих слез были страх и стресс. Но меня не волновала собственная судьба. Я оплакивала Егора.
Неужели он по-настоящему исчез? Неужели его жизнь оборвалась у меня на глазах?
Нет, это не могло быть так! Я отказывалась верить. Только перед глазами продолжала стоять призрачная фигура в потоках неведомого ветра, и я точно знала, что видела.
Однако принять произошедшее означало похоронить Егора. А для меня он жил и продолжит жить. Я дала себе слово, что буду слушать, играть и петь его песни. Если другие поклонники его творчества поступят аналогично, он никогда не умрет.
Никогда.
Всхлипнув в очередной раз, я почувствовала, как Сашка легонько похлопал меня по плечу, и подняла на него глаза.
— Ты как? — спросил он.
Я сглотнула.
— Видишь, я с тобой. И папа тоже, — брат в очередной раз попытался меня успокоить. — Смотри, мы уже почти приехали.
Брат указал рукой в сторону окна. Повернув голову, я увидела знакомые с детства улицы, здания, яркие вывески и перекрестки. Однако сейчас, в свете оранжевых фонарей, они казались какими-то далекими, зыбкими, совершенно чужими. Все краски мира утонули во тьме.
— Немного осталось, — мягко продолжал Сашка. — Минут десять, и будем дома.
Я не смогла ему ответить. Не смогла даже кивнуть. Просто продолжала завороженно смотреть на ночные огни, и влажные дорожки на щеках начали высыхать. Плакать больше не получалось. Я как будто исчерпала до дна запас слез и теперь ощущала себя опустошенным сосудом.
Во мне не осталось никаких чувств.
Вскоре мы действительно завернули во двор и подъехали к нашему дому. Сашка помог выйти из машины, поскольку мне было трудно даже самостоятельно открыть дверь. И едва я успела сделать шаг по направлению к подъезду, как оказалась в объятиях мамы.
— Солнышко мое! — бормотала она, крепко сжимая меня. — Какое же счастье, что ты нашлась! Что ты цела!.. А ты цела?
Внезапно отстранившись, она начала внимательно рассматривать и ощупывать меня. В какой-то момент ее взгляд дрогнул. Заметила. Даже в полутьме она, видимо, заметила следы от скотча на моем лице и покрасневшие запястья.
— Боже, Анечка! Что они с тобой сделали?! — Мамины глаза наполнились слезами.