— Я… Расскажу, — киваю ему и улыбаюсь.
Я рассказываю ему всё и впиваюсь пальцами в плечи молодого человека, когда он с рычанием намеревается идти искать Олега, чтобы его поколотить.
— Разорву его на части. Уничтожу!
— Тише, любимый. Прошу тебя, — я подпрыгиваю, руками и ногами обхватываю его, мешая двигаться.
— Аврора, он домогался тебя.
— Мы с ним поговорили. Всё хорошо. Последний месяц он не прикасался ко мне, — говорю торопливо. — Он совсем не плохой человек, любимый. Просто запутался. Сейчас мы пытаемся наладить с ним отношения.
— Зачем? — рычит ревниво, сжимает руки на ягодицах, из-за чего наша поза выглядит слишком провокационной.
— Он мой брат, как ни крути. Пусть сводный, но он всё равно моя семья.
— На кой чёрт нужна такая семья, звёздочка? Чтобы он причинял тебе боль? Заставлял плакать? — хмурит свои смешные брови.
Я глажу его по затылку, пытаюсь успокоить.
— Родной мой, я хочу объяснить, почему я такая… почему я так тянусь к людям, которые меня отвергают.
Мирон направляется к дальней лавочке, опускается на неё, пряча нас от чужих глаз.
— Ну, я жду твоего рассказа, звёздочка, — располагает на своих бёдрах лицом к себе, не давая мне сдвинуться.
— Мои родители женились рано, когда они были студентами. Они были такого же возраста, как и мы с тобой. Папа любил маму до безумия, а она… Мама всегда была слишком холодной, безразличной и отстранённой. Я всегда просила её поцеловать меня перед сном, мать говорила, что не хочет. Что не любит, когда к ней лезут. Даже в моменты, когда мне было особенно сложно, она отмахивалась. Не навязывайся. Не будь назойливой. Будь гордой. Будь отстранённой. Это то, что я слышала постоянно. Я делала всё, чтобы получить от неё похвалу, а не критику. Я пыталась добиться её расположения. Поэтому, Мирон, я такая. Поэтому я всегда пытаюсь добиться расположения от тех, кто ко мне безразличен. Вот так, как-то, — я пожимаю плечами.
— Спасибо, — Мирон давит мне на затылок, чтобы уложить голову себе на плечо.
*****
Любит. Аврора меня любит. В грудной клетке взрываются фейерверки. Смотрю в расстроенное лицо, провожу пальцами по складке между бровями. Целую её приоткрытые губы, хочу забрать всю её обиду и боль.
— Ты прогуляла пары, — говорю тихо, поглаживая тонкую шею, видя, как по её коже бегут мурашки.
— Да. Я испугалась почему-то. Я так боялась, что снова увижу твоё безразличие.
— Но ты каждый день приходила ко мне, — улыбаюсь, когда глаза девчонки широко распахиваются, а губы забавно округляются.
— Ты не спал? — спрашиваю изумлённо.
— Не спал. Делал вид, — признаюсь, получая удовольствие от того, что она смущается.
— Ты всё… слышал? — в изумлении распахивает глаза ещё шире.
— Конечно, слышал, — целует меня в висок.
— Но почему же… молчал? — опускает длинные ресницы.
— Потому что я понимал прекрасно, что ты совсем не хотела говорить мне это в лицо, — я пожимаю плечами.
— Как и ты, когда посылал мне стихотворения, да?
— Какие стихотворения, Аврора? — я напрягаюсь всем телом.
— Мне казалось, что почерк не твой. Но я всё гадала… Кто может их писать.
Аврора говорит сбивчиво, кусая губу и глазами бегая по моему лицу.