— Слишком хорошо слышу радость в твоём голосе, мама, — говорю с усмешкой я, давя пальцами на висок.
Голова дико сильно разболелась.
— Нет, мальчик мой, — меня передёргивает от этого обращения, — ты совершенно не прав. Бабушка волнуется за тебя. Что же случилось между вами?
— Слушай, не лезь. Это не твоё дело, — я перестаю сдерживать свою злость.
Я подскакиваю с сиденья и иду на улицу, надеясь, что прохладный воздух поможет хоть немного остудиться. Я будто варюсь изнутри. Вот-вот взорвусь от злости.
— Не лезь?! Я твоя мать, Мирон, и у меня есть право знать, что происходит в твоей жизни. Тем более, когда идёт речь о насущных вещах. Бабушка совсем извелась.
Мать пытается говорить убедительно и вкрадчиво, старательно вкладывает в голос тревогу и сострадание.
— Из тебя вышла просто отвратительная актриса. Твои роли это только доказывают.
— Мирон, не хами мне.
Я молчу, чувствуя, как злость перемешивается с усталостью. Голова раскалывается, словно в неё воткнули отвёртку и сейчас медленно её проворачивают, причиняя нестерпимую боль.
— Мироша, ты так и не сказал, что у вас с бабушкой произошло. Из-за чего вы поругались.
— Я. Не. Буду. Отвечать.
Каждое слово повторяю по слогам, надеясь, что до неё дойдёт.
Тишина вновь повисает между нами. Я слышу дыхание мамы, полное сожаления и чего-то ещё — возможно, отчаяния. Но нет, я больше не маленький мальчик, который ищет утешения в пустых надеждах.
— Мирон, я понимаю, что ты злишься. И я знаю прекрасно, что я просто ужасная мать. Я не участвовала в твоей жизни, избегала встреч. И на то у меня есть причина, Мирон, мне стыдно смотреть тебе в глаза. Стыдно знать, что ты вырос таким замечательным мальчиком не из-за моих заслуг. Я знала, что она сможет дать тебе достойное воспитание. И она очень тебя любит, Мирон. Очень сильно. В разы сильнее, чем меня.
Я молчу. Мне нечего сказать. Любовь бабки я не чувствовал никогда. Я воспитывался, как в военном училище — подъём в шесть, зарядка, завтрак, занятия по часам до десяти вечера, три часа на то, чтобы сделать уроки. Я не успевал дружить, жить, проживать своё детство. Я был роботом, стремящимся воплотить все желания бабки в жизнь.
— Мирон, помирись, пожалуйста, с бабушкой, — говорит тихо мать.
— Не переживай, Ольга Дмитриевна, я к тебе ехать не собираюсь. Денег просить тоже не буду. Я поступил в университет. Я уезжаю учиться.
— Мироша, я так рада…
— Ты не этому рада, — обрываю её речь. — Ты рада тому, что я не ворвусь в твою жизнь снова. Пока.
Я сбрасываю вызов и приваливаюсь спиной к столбу, вокруг которого наворачивал до этого круги. Меня трясёт, но я чувствую облегчение. Я столько раз прокручивал в голове разговор с матерью, где смогу её послать. Где выскажу ей всё, что о ней думаю.
Но стоило ей со мной ласково заговорить, я всегда плыл. До сегодняшнего дня.
Я медленным шагом возвращаюсь в здание автовокзала и без сил опускаюсь на сиденье у своих вещей. Запоздало доходит, что я слишком сильно увлёкся разговором и оставил сумку без присмотра, кто-то мог своровать мой скарб.
Я ещё даже не догадывался, какая подстава меня ждёт. Лишь когда объявили о посадке на автобус, и я протянул билет кондуктору, она, извиняюще улыбаясь, сообщила:
— Молодой человек, вы перепутали рейс. Вам уезжать завтра утром.
— Что? — я хмыкаю и поворачиваю чек к себе. — Вот поганка!
В голове в то же мгновение щёлкает. Я прекрасно знаю, кто это сделал. И эта мелкая и щуплая воровка только минуту назад пролетела мимо меня в автобус.
— Кто? Я? — девушка-кондуктор поджимает губы.
— Нет. Что Вы? — я включаю всё своё обаяние, которое всегда заставляло женщин любого возраста улыбаться. — Я очень спешу на поезд, купил уже билет, а он отправляется почти впритык с прибытием этого автобуса.
— Я бы очень хотела помочь, но не могу.