Я ощущаю, как огненные змеи пробегают под кожей, когда Мирон, закончив, нежно прикасается к моему запястью. Он будто нехотя убирает пальцы с моего пульса.
— Тебе не больно? — спрашивает Мирон тихо, его голос звучит мягко и заботливо.
Я отрицательно мотаю головой, не в силах вымолвить ни единого слова.
Мы молчим несколько минут, застыв, как два сурка, и не двигаясь. Тишину кухни нарушает лишь дыхание. Синхронное. Частое. Взволнованное.
Тишину разрушает жалобное урчание моего живота. Я тянусь к сэндвичу, который сиротливо лежит на разделочной доске, и с огромным наслаждением откусываю. Когда еда попадает в желудок, я жмурюсь от удовольствия. Как же сильно я проголодалась!
Я чувствую тёплое дыхание на своём лице. Распахиваю глаза и давлюсь куском сэндвича от возмущения. Мирон откусывает мой поздний ужин с другой стороны.
— Что ты себе позволяешь? — покраснев от злости, выпаливаю я.
Мирон, как ни в чём не бывало, откусывает ещё один кусок сэндвича, жмурясь при этом, как объевшийся сметаной кот.
— Да, ладно тебе, — улыбается он, прожёвывая еду, — я тоже проголодался. Может, и мне сделаешь один?
Склоняет голову к плечу и внимательно рассматривает меня. Ему нравится надо мной насмехаться.
— Хочешь есть, сделаешь сам! — я морщу нос и начинаю торопливо запихивать сэндвич в рот, чтобы парню ничего не досталось.
Молодой человек хмыкает. Отрезает себе кусок хлеба, сыра и ветчины. Ест свой сэндвич, морщится.
— Твой был вкуснее! — криво улыбается.
— Конечно, как и всё, что есть у меня, — фыркаю.
— Да. Ты права, — молодой человек делает голос ниже.
— Ой, всё. Отойди! — смутившись ещё сильнее, чем до этого, давлю ладошками на плечи молодого человека.
Я хватаю продукты со стола и спешу к холодильнику, чтобы положить их на те же места, где их взяла. Мою нож и разделочную доску и направляюсь на выход.
— Стой! — раздался в спину разъярённый рык.
Мои ноги подгибаются, будто хотят подчиниться приказу, но я ускоряю шаг, кидаю через плечо:
— Мне не о чем больше с тобой разговаривать.
Когда он не стоит близко и не смотрит своими завораживающими глазами, мысли приходят в порядок. Я вспоминаю, что он сделал на ярмарке, а злость накатывает вновь.
— Если ты от меня не отцепишься, я пойду в деканат и сообщу, что ты шляешься ночью по территории академии.
Горячие пальцы сомкнулись на плече и резко развернули вокруг моей оси.
— Не забудь добавить, что ты первая сюда залезла.
— Не забуду, — я зло хмыкаю. — Ничего не забуду добавить, только бы избавиться от тебя и твоего надоедливого общества. Ты с чего вдруг решил, что можешь ко мне лезть? Претендовать на мою еду? Облизывать меня своими мерзкими губёшками? Да ты… омерзительный червяк!
На мои губы лёг его палец. Властным движением закрыл рот, перекрывая поток злой речи. Мирон надавил им на губы, проникая в рот и надавливая на язык.
— Что ты делаешь? — пытаюсь спросить я, но добиваюсь лишь того, что мой язык несколько раз касается подушечки его пальцы.
Миг и мир меняется, взрывается яркими красками. Мирон дёргает меня на себя, я оказываюсь в его крепких объятиях, а его губы обрушиваются на мой рот. Он целует меня яростно, зло, кусая мои губы и сплетаясь языком с моим, наполняя помещение кухни бесстыдными звуками. Пальцы молодого человека зарываются в волосы на затылке и оттягивают голову назад.
— Прибить тебя готов… откуда ты только свалилась на мою голову? — оторвавшись на краткое мгновение, впивается в моё лицо безумным, пожирающим взглядом. — Откуда только взялась такая? — повторяет шёпотом и набрасывается на беззащитную шею поцелуями-укусами.
Мир плывёт перед глазами, ноги подкашиваются в коленях, меня накрывает волнами жара и нетерпения. Я подаюсь вперёд и прижимаюсь к сильному горячему телу, впитывая нестерпимый жар его тела. Бедное сердце колотится в груди с такой силой, будто желает вырваться из грудной клетки и упасть прямо к ногам молодого человека.