Глава 39. Сбылось
Полина в каком-то оцепенении апатично наблюдала, как тухнет экран, свидетельствуя, что разговор закончен.
Вот и всё. Она одна.
Здесь со своей бедой, а там в московской квартире двое ссорятся, но это недолго. Они любят друг друга. Скоро найдут красивые слова, страсти утихнут, и бурная перепалка перетечёт в не менее яркое примирение. У них всё будет хорошо.
Телефон выскользнул из ослабевших рук, глухо стукнув о поверхность дивана. Полина не представляла, что бывает настолько больно. Думала, благодаря Красавину испытала уже все спектры этого ощущения. Оказалось — показалось. Их было несчётное множество. Несмотря на мудрствования пару часов назад и жёсткий запрет самой себе забивать голову любым соблазном, было невозможно больно. Рассудок всё понимал, однако сердце сработало по иным законам.
Тишина звенела бессильной яростью. Ненависть растекалась по жилам, сжигала внутренности, перехватила дыхание. Судорогой сводила пальцы.
Полина даже не пыталась подавить свой сардонический хохот, который жутким эхом встряхнул квартиру: как она умудрилась в очередной раз растаять и повелась на сегодняшний маскарад? Во что поверила, зачем?
При встрече с Глебом каждый раз накладывала табу на чувства, шипела, сопротивлялась им, но тем не менее, стоило ему уйти, размякла. Слава богу, бдительность притуплялась только в его отсутствие.
А сегодня аж успела намечтать себе счастье, в котором он хотя и не участвовал напрямую, но подразумевался невнятным фоном.
Красавин ещё в прошлый раз всё чётко разложил по полочкам и доходчиво растолковал, в каком углу, за которым по счёту поворотом находится её место.
И дураку понятно: Викин жених заявился, чтобы посмеяться, измерить грани собственного влияния. Играет, как хищник с добычей. То рычит, то лизнуть пытается, отпустить не хочет и сожрать не торопится — пригодится ещё игрушка.
Теперь оскорблённый нарцисс с предрасположенностью к садизму в отместку ей подарил отвергнутый кулон двоюродной сестре. Наверняка специально сделал так, чтобы Полина знала об этом, окончательно втаптывая её в грязь.
Она, как слепая, спотыкаясь, бродила по квартире. Внешне выглядела бесстрастно, руки что-то неторопливо переставляли, глаза скользили по каким-то предметам, но внутри было настолько паршиво, что спроси её, что она только что видела или делала — не ответила бы.
Полина на уровне инстинкта избавлялась ото всего, вызывающего боль.
Сунула в пакет и затолкала в дальний угол кладовки «Американскую трагедию». Выпнула на полуразрушенный временем балкон стул, на котором сидел Глеб. Обрызгала специальным средством и несколько раз протёрла ручку двери, холодильника, шкафчиков — всех мест, которых он касался.
Составила в пирамиду, потом беспорядочно развалила консервные банки с кальмарами. Зачем-то скрупулёзно изучила надписи на каждой. С маниакальным упорством проделала в них дыры консервным ножом и, оцепенело понаблюдав за вытекающей из отверстий мутной жижей, выбросила искорёженные жестянки вместе с содержимым в мусорное ведро. Следом отправились упаковки из морозилки и все продукты, которые привёз Красавин.
Закуталась в плед и залипла у ночного окна, наблюдая за струящимися по стеклу дождевыми каплями, апатично отыскивая в них очертания знакомых вещей, искажённые лица, контуры континентов — так было легче не думать ни о чём. Дышала на холодное августовское окно, пририсовывала на запотевшей поверхности недостающие части, стучала ногтем, помогая воде скатываться вниз, пока окончательно не заледенели пальцы. Ноги тоже.
Зябко вздрагивая, отправилась в спальню, накрылась двумя одеялами и, свернувшись калачиком, растёрла кожу, попыталась согреть замёрзшие ступни. Сон пришёл, но неспокойный, полубредовый, с частыми пробуждениями.
Ближе к рассвету её окончательно разбудили сильные колики. Они начинались жгучим грузом внизу живота и схваткообразно пронзали поясницу. К горлу противно подступала тошнота.
Сдерживая страдальческий стон, Полина изогнулась, ища удобную позу, надеясь уменьшить боль. Дёрнулась от внезапного спазма. В этот момент внутри её, не сумев больше скапливать колышущуюся тяжесть, что-то порвалось. Маленькое, тонкое, натянутое до последнего предела.
Через секунду наружу вытекла тёплая, густая жидкость.
С ужасом, боясь прикоснуться, девушка провела похолодевшей ладонью по ногам. Пальцы запачкались тёмным и липким.
Кровь!
Полина всхлипнула: наверху услышали мольбу и то, что росло в ней, отозвали обратно? Её кроха добровольно покидал материнское чрево.
Она расплакалась, чувствуя непонятно что. Микс из страха, разочарования, жалости, обиды.
Первой мыслью было позвонить Красавину. Почему-то наивно верила, что он тут же кинется на спасение.
Дрожащими руками схватила телефон, отыскала в контактах имя, занесла палец, чтобы нажать на трубочку, и остановилась.
Зачем его тревожить?
Представила, как в эту самую минуту, разрешив все разногласия и помирившись, изнеможённые от эротических утех двое в обнимку лежат на кровати.
И сонная Вика после зазвучавшего рингтона таращит глаза на экран мобильника своего жениха, где в предрассветном сумраке непонятно почему светится имя её двоюродной сестры.