Его глаза сверкнули, он неловко заложил ладони за пояс, отвернулся. Постоял у окна, нервно перекатываясь с пятки на носок. Молча направился к выходу.
— Не провожаю, и Вике привет не передаю, — зло крикнула вслед. — Дверь захлопни посильней. Проветрю, чтобы твоим духом не воняло, потом на ключ закроюсь.
Глеб, притормозив у порога, исподлобья взглянул на неё:
— Ты не по-женски жестокая, Поля. Как так можно? Всё-таки ты будущая мать. В тебе растёт живой человечек. Другая бы на твоём месте боролась, хваталась за любую возможность. А ты… Ты даже не пытаешься отстоять своё счастье. Палец о палец не ударила, чтобы защитить родного ребёнка.
— Будущая мать? Бороться за тебя? Нет. Ненавижу и тебя, и то, что оставил во мне.
Он то ли вздохнул протяжно, то ли застонал. Прикрыл глаза ладонью, постоял минуту и шагнул за порог не прощаясь. Аккуратно прикрыл дверь.
Этот неуверенный звук отдался жгучей болью, прозвучал громче взрыва, перетекая в отчаяние: всё же ушёл…
Ушёл!
Внутренности потяжелели, заныли, словно наполнились свинцом. Низ живота подозрительно потянуло, дискомфорт скользнул в поясницу.
Полина поморщилась: «Как бабка ревматическая. Брожу, к организму прислушиваюсь, боюсь лишний раз подвигаться».
Тоскливо прислонилась к окну. Ни Красавина, ни его автомобиля уже не было.
Соседка в ситцевом халатике крошила батон, кормя несметную стаю голубей. Шикала, отгоняя насторожившегося пса, и не замечала притаившегося за кустом котёнка. Тот, прижав уши, нервно перебирал лапками, тревожно косясь на собаку, целился на близкую добычу.
Чуть в стороне две девочки-хохотушки крутили скакалку, а третья прыгала пружинкой, показывая чудеса акробатики. Тоненькие рыжие косички высоко взлетали и задорно хлопали по спине.
Снова ощутимо кольнуло в пояснице. Родилась сумасшедшая мысль: «Интересно, если с такими симптомами мне тоже… немножко попрыгать, то подтолкну процесс избавления от… плода?»
Приподнялась на цыпочках, готовая претворить безумную идею. Но не рискнула.
Её лихорадило. Чтобы согреться, надела тёплую бабушкину кофту, вязаные носки. Погрела ладони над вскипевшим чайником.
Эти потуги не особо помогли, зубы то и дело срывались в дрожь. Отправилась в ванную, хорошо прочистила её стенки и дно.
«Наберу горячей воды, полежу полчаса».
Слова Глеба назойливой мухой зудели в голове, от них невозможно было отмахнуться.
Полина с первого мгновения воспринимала известие о своём положении как некую ужасную помеху, нагло ворвавшуюся в тело и беспардонно перевернувшую судьбу. Высокомерная реакция Красавина вкупе с его мерзкими высказываниями умножили отвращение.
Ни разу не думала о том, что находилось в ней, как об одушевлённом существе. Тщательно блокировала любую крамольно-умильную мысль.
Сегодня двусмысленное поведение Красавина, его загадочные намёки, фраза о нежелании защитить родного ребёнка что-то перевернули.
Непроизвольно включилось осознание: да, действительно, внутри находится не поганая болячка, а беспомощный родной человечек.
Невинный, уязвимый, целиком зависимый от неё и её настроения. Впитывающий сейчас вместо беспредельной материнской любви гигантские порции ненависти.
Кто там? Мальчик или девочка? Какой у него будет носик?
Волосы? Должны быть волнистыми. У неё и его папы они такие.
Наверное, он наследует необыкновенные глаза Глеба.
Или её? Зелёные, как у того рассерженного котёнка с кулона.
Как бы ни отталкивала, не проклинала Красавина, но предательски наворачивались слёзы. Вспоминались слова, что он тоже не находит себе места, страдает и умудрился разглядеть черты Полины в дорогой безделушке.
Обняла себя за плечи, яростно вгрызаясь зубами в привезённое им яблоко.