Глеб слегка пошевелился, забавно всхлипнул, сбиваясь с сонного ритма. Двумя руками прижал девушку к груди, со сладостным стоном зарылся носом в волосах, целуя и глубоко втягивая их аромат.
Полина блаженно зажмурилась.
— Вика… Викушка… Викуля… — жарко шепнули мужские губы.
Полина вздрогнула и закаменела. Щёки обожгло, словно с них содрали кожу.
Объятия Глеба мгновенно стали жёсткими, неудобными, шея затекла за одну секунду.
Красавин открыл глаза и тоже замер. Нервно сглотнул, расцепляя руки. Резко отодвинулся на край, с хмурым испугом рассматривая соседку по постели.
Несколько секунд они разглядывали друг друга, будто увиделись впервые. В глазах царило смятение.
Полина остро ощутила свою наготу и леденящий холод в тех местах, где только что лежали мужские ладони. Откатилась на противоположный край, лихорадочно нашарила покрывало, укуталась до подбородка. Свернулась в тугой калачик, подтягивая колени к груди.
Глава 24. Реальность
Глеб рывком поднялся, метнулся в ванную. Долго дёргал ручку, щёлкал сломавшимся замком и никак не мог затвориться. Бесшумно сидел там целую вечность.
Потом, вперив неподвижный взгляд в пол, стремительно прошёл мимо Полины и, плотно прикрыв дверь, скрылся на балконе.
Донёсся горький запах дыма. До этого утра она ни разу не видела его с сигаретой.
Ей вдруг стало безумно холодно в жарком помещении. Кожа посерела и покрылась противными мурашками. Нервно дрожа, девушка сползла с кровати и, вжав шею в плечи, прокралась в ванную.
Закрылась на кое-как отрегулированную Красавиным щеколду.
Опустив крышку, уселась на край унитаза, укуталась в банное полотенце. Зубы стучали. К глазам подступили слёзы, пудовым грузом повисли на ресницах, скопились в мутные капли и мокрыми кляксами сорвались на колени.
Было до невозможности страшно и обжигающе стыдно находиться в одном помещении с Глебом.
«Пусть уйдёт из номера, тогда выйду», — просочились мысли сквозь отупляющую боль.
Сердце бухало медленно и гулко, словно билось через силу. Будто собралось добить последние удары и уйти из жизни.
Полина прислонила свинцовую голову к раковине.
Из плохо закрытого крана звучно шмякались капли и, разбиваясь на мелкие брызги, попадали на волосы, холодной пылью леденили плечи.
В комнате, как метроном, ударяли тяжёлые шаги марширующего из угла в угол Красавина.
— Полина, хватит прятаться. Выйди, — требовательный стук не прекратился, пока не выгнал её из убежища.
Боясь лишний раз шевельнуться и поднять глаза, заставила себя разогнуться, открыла дверь. Негнущимися ногами прошаркала в комнату.
Застыла, вцепившись пальцами в спинку кресла. Закусила нижнюю губу, чтобы не выдать, как та трясётся.
Глеб прямой и пасмурный, скрестив руки на груди, стоял возле кровати.
Одеяло было откинуто, на белой простыне темнело засохшее бордовое пятно.
Девушка судорожно передёрнулась. Крепко обхватив себя, воткнула подбородок в плечо и отвернулась, пряча полыхающее лицо.
— Полина, — кашлянув, вымученно начал Глеб каким-то пугающе незнакомым голосом: — Прости… Я глубоко сожалею… Перебрал вчера, потерял контроль. В нормальном состоянии не допустил бы этого безумия. Я виноват. Можешь считать меня подонком. Полностью согласен с таким определением.
Но это ничего не меняет. Очень прошу, пусть наша тайна останется между нами. Виктория ничего не должна узнать. Как бы жестоко ни звучало, но я не люблю тебя. Люблю Вику. Предлагаю обсудить условия, на которых ты согласишься забыть этот… э-э-э… инцидент. Из ситуации вижу только один выход: перечислю необходимую сумму, и проведём операцию по восстановлению девственности — гименопластику.
Мелкая дрожь прошла по телу Полины, горло перехватил спазм, не давая вздохнуть. Пространство вокруг будто схлопнулось и пошло трещинами. В груди заворочалось что-то острое и жгучее, разрывающее душу на части. Стало невозможно больно и горько.