— Значит догадалась?
— Тут только дурак не догадается. Так в чем дело?
— Я прошу прощения еще раз. Мне надо было быть уверенным, что Низида тебя безусловно не увидит.
— Почему?
— Она очень мстительная, коварная, злая… Перечень можно вести до бесконечности.
— Что же ты в ней нашел, если она такая?
— Мужчины, что дети, — Адриан скривился, будто кислый лимон проглотил, почти не жуя. — Они хотят понравившуюся игрушку до тех пор пока ее не получат…А получив разочаровываются…Вот только бывает очень поздно что-либо менять.
— Короче, ты попал, как и сотни тысяч миллионов мужчин до тебя, на хорошенькую мордашку? — как-то мне даже жалко стало Адриана.
— Можно сказать и так.
— А она правда красивая? — любопытство наше все.
— Правда, — вот блин, так надеялась, что Адриан скажет что-то типа того — «не красивее тебя» или «ты все равно лучше». А он вот так взял и обломал на взлете.
— Понятно, — поджала губы. И в данный момент решала — что же делать? То ли к себе идти, то ли еще какую работу найти.
— Эй, ты чего надулась? Если из-за полога неподвижности, то я уже извинился. Честное слово, если бы это не было необходимостью — не сделал бы подобное. Это для твоего же блага.
Лучше б он не говорил последнюю фразу. Я читала, что у зомбированных людей имеется спусковое слово, приводящее в движение ранее скрытые побуждения, действия. И после произнесения этого слова человека не узнать, он полностью меняется, приобретая качества отсутствующие до этого. Я не была зомби, но реакция у меня была подобная.
Фраза — «для твоего же блага» для меня была тем спусковым механизмом, что высвобождала не лучшую часть натуры.
— Да откуда ты знаешь что для меня хорошо, а что плохо? Лучше бы своими делами занимался, а не думал о моем благополучии. Нечего лезть не в свои дела. Я сама знаю что для меня хорошо, а что плохо, — начала я отрываться по полной программе на ничего непонимающего шефа.
— Виктория, стоп. Остановись.
— Что сразу, Виктория? — меня было очень сложно сбить с пути истинного, когда удила закушены и хвост задран вверх.
— Виктория, не надо говорить то, о чем потом будет стыдно. Давай остановимся на том, что сказано, — пытался меня утихомирить Адриан.
— Что ты мне рот закрываешь? Что хочу, то и говорю? — несла я околесицу, все больше и больше раззадоривая себя. Наверное, со стороны я выглядела ужасно — горящие глаза, судорожно сжимающиеся и разжимающиеся кулачки. Та еще картина маслом.
Адриан как-то подозрительно на меня посмотрел, вздохнул и…сграбастал в свои объятия. А вместо кляпа решил использовать…собственный рот.
Нет. Это не совсем честно, и не по правилам. Я еще не высказала все что думаю по его поводу, а так же отношению ко мне. У меня еще столько претензий припасено. Он должен знать…он должен…знать…знать…зна…ть…
А ну их нать — эти все претензии. А целуется он просто божественно. Мда. Великовозрасные мужчины это нечто. Никакой тебе спешки, все продумано, размерено, до мелочей. Чувствуешь себя застрахованной на миллион золотых, не то что с этим молокососами. Упс. Чего-то я увлеклась. Вспомнила молодость. Учебу в университете. Эх. Какое времечко было? Золотое.
Э! Адриан, не останавливайся. А ну я сказала не останавливайся. Я еще не успокоилась. Не успокоилась, говорю.
Вот же ж, пройдоха. В хорошем смысле слова. И я же молчу, а он все чувствует. Может быть мысли читает? Бр-р-р. Мне уже страшно. Это ж если он слышит, что я про него думаю он же меня…он же мне…
А что он мне сделает? Да ничего он мне не сделает. Адриан, радость моя, целуй крепче, мне понравилось. Нет. Мне очень, очень понравилось. Надо бы почаще устраивать ему истерики. Если так и дальше пойдет, то я из истерик вылазить не буду. Главное, закрепить у мужчины условный рефлекс. Я только в крик, а он тут как тут с поцелуями. Прелестно. Просто прелестно.
О, Создатель, я надеюсь, что он все же не слышит весь тот бред, что я несу.
Поцелуй несомненно великолепен, но мозг в данной ситуации отключаться не желает, потому истерика голосовая плавно переросла в постистеричное состояние внутри себя.
— Виктория, тебя подменили? — Адриан решил расставить все точки над «i».
— Да вроде нет, — осмотрела себя во всех сторон, куда мог достать взгляд.