Сегодняшнее заседание прошло на удивление спокойно, ничего не нарушало рабочего процесса. Как будто вчера и не было цирка в зале суда. Все вели себя тихо-мирно, отвечали только на поставленные вопросы, никто не шелестел, не жевал, не выкрикивал с места. Красота. Так бы всегда. Даже скучно к концу стало. Зато без лишней мишуры процесс прошел быстро и без неожиданностей. Мелкий Перес вину признал, в содеянном раскаялся за что и был отпущен домой с возложением на него общественных работ, обязательства о явке в службу контроля за исполнением наказания и обещанием не менять место жительства без сообщения куда надо. Что сказать? Очень даже легко отделался. Сказано, у Вашей Чести настроение с утра хорошее.
— Слышала последнюю сплетню про твоего начальника? — ко мне подошла секретарь одного из судей, красавица Лилиана. Огромные миндалевидные глаза сверкали подобно драгоценным камням. Она в прошлом была достаточно известна в определенных кругах индустрии моды. Я как-то наткнулась, просматривая архивы, на ее снимки в рекламе одежды и аксессуаров. Выглядела очень органично и судя по всему ей это нравилось. Однако с девушкой приключилась какая-то история, связанная с женатым мужчиной. До конца никто не знает как было на самом деле, а Лилиана поддерживает ореол таинственности, но после скандала, который быстро замяли, ей пришлось уйти. Какими судьбами она оказалась у нас — неизвестно? А еще более загадочно как ее взяли на это место работы? Не иначе по чьей-то протекции. Уж больно противоположные сферы жизни мода и юриспруденция.
— Не слышала и слышать не собираюсь, — вот еще не хватало мне быть втянутой в подобное обсуждение. Ведь как пить дать кто-нибудь возьмет, да донесет Аманирусу. А мне что потом делать? А все так и норовят сегодня испортить мне настроение, которое и так ниже плинтуса. — Я спешу. У меня еще много дел.
— Ну, как знаешь, — по-моему Лилиана обиделась. Это ее личная проблема. Я же развернулась и ушла. Работа не ждет.
Вот это мне подфартило так подфартило, только со знаком минус. Надо же такое дело в нашей провинции огромнейшая редкость. И почему я только согласилась? Хотя почему? За сколько — это будет правильный вопрос. И когда я смогу выплатить этот сумасшедший долг? Сама не знаю. Поэтому и приходится браться за все, что предлагают. В данном случае отказывалась, как могла, столько доводов привела клиенту, лишь бы не заключать договора. Ан, нет. Настойчивый оказался — «без вас не справиться». Это стало последней каплей на чаше весов по пути к соглашению. Теперь же ломаю голову и пытаюсь найти что-нибудь положительное в данном деле в пользу клиента. И все бы ничего если бы требования не предъявлялись к военному ведомству империи.
Если бы случай произошел не на этой земле, а хотя бы во владениях какого-нибудь землевладельца, было бы гораздо проще. А так? Воевать придется с государственной машиной. А она очень не охотно расстается с деньгами. И ведь клиент прав, на сто процентов прав. Коли имеешь в собственности дорогу, то будь добр ухаживать за ней. У военного ведомства таких дорог оказалось тьма тьмущая и естественно за всеми пригляда нет.
Прошлой зимой снега намело немерено, а потому белое покрывало решили растопить магически, чего-то там не подрасчитали и в результате произошло обледенение, где магии не хватило. И надо же было клиенту именно в том месте пойти погулять, да напороться на пенек, что по невнимательности не убрали. Подо льдом препятствия видно не было, вот клиент и зацепился, да упал неудачно и ногу сломал еще более неудачно. Пришлось вызывать столичного мага для вправления кости и устранения последствий, наши то все отказались. Сказали — ногу уже не спасти. Это только местечковые работают по более менее нормальным расценкам, а столичные сами себе хозяева, вот и заломил пришлый свою цену. Клиенту делать нечего, пришлось раскошеливаться. Деньги против ноги — неравноценный обмен. Маг ногу подлечил и сохранил, а клиент решил обидчика наказать, да вернуть все потраченное. Подал в суд иск о взыскании материального и морального вреда. Вот только никто не желает признаваться в своей вине в случившемся. Военное ведомство все валит на нерадивых уборщиков, те на местных, якобы дорожка не находится в их обслуживании. Одним словом концов не видно и не слышно, а мне отдувайся.
— И о чем вы так глубокомысленно вздыхаете, уважаемая Виктория? — вот как он умудряется подкрадываться совершенно незаметно? И дверь не скрипнет, не то что у меня. Не могу никак привыкнуть. Точно в роду были нелюди. А может он морок накидывает на себя, когда ко мне в кабинет заходит? Ага. Ты еще скажи, что он шапку-невидимку носит. От последней мысли даже улыбаться начала про себя. На виду же ни единый мускул не дрогнул на лице при словах Аманируса. За время работы у него мое лицо живет своей жизнью, оно словно маска, существующая отдельно от меня.
— Да, вот, — развернула папку с бумагами. — Дело взяла. Вы же мне разрешили самостоятельно…брать, — затараторила, не зная как шеф отреагирует на мою вольность.
Мужчина опустил свое большое тело на стул для посетителей, стоящий напротив, закинул ногу на ногу и обратил очи на меня. Заглянул, кажется, прямо в душу. Что он там хотел разглядеть? Не знаю. Видно надо ему было что-то узнать, только узнал или нет мне неизвестно.
— Я от своих слов никогда в жизни не отказывался, — сказал, как каблуком окурок придавил. — Давайте, посмотрю, — пришлось подтолкнуть по столу материал. Сама же замерла в ожидании, пока начальник перебирал бумаги, внимательно просматривая документы. Если бы я не знала, что умеет читать по диагонали с неимоверной скоростью ни за что бы не поверила, что он не пропустит ни одной мелочи.
Аманирусу потребовалось всего пара минут, чтобы пролистать стопку бумаг толщиною в пару пальцев.
— М-да, — произнес он. — Что вам сказать по этому поводу? — вот это поворот? А где обычное надменное выражение лица? Где превосходство во взгляде? Где наставления на путь истины? Мне кажется или глаза действительно потеплели? Как будто легкое снисхождение проскочило, выглянув из-за угла, и тут же спряталось назад.
— Как есть, так и скажите.
— Дело выигрышное, — спустя несколько мгновений произнес мужчина. От радости у меня заблестели глаза и расплылась глупая улыбка на лице, сколько не пыталась сдержать. Если сам Аманирус говорит, что дело того стоит — это значит практически победа у меня в кармане. Я уже подсчитывала в уме гонорар, который светит в результате окончания всего этого. — Но вы проиграете…
— Не поняла, — улыбка кляксой стекла на пол. Он захотел надо мной поиздеваться? Так получается? За что? Что я ему плохого сделала? Окрылил и тут же сбросил на грешную землю. Да, он же мне крылья подрезал, в грязь вымазал, да в перьях извалял. И кто он после всего этого? Жаль, до сих пор не придумала кто.
— А что тут понимать? Не дадут вам выиграть, хоть трижды вы будете правы.
— Как так? У меня же все выкладки есть, все доказательства. Осталось только запросить несколько документов, чтобы окончательно решился вопрос, — я чуть ли не плакала. Но нет, не доставлю начальнику такой чести. Не заслужил. Сильнее сцепила, лежащие на коленях руки, да так, что, наверное, костяшки побелели. Правда не видела этого, так как впилась глазами в высеченное из гранита лицо шефа.
— Не смотрите на меня, как на врага народа. Я сказал правду. Кто пойдет против военного ведомства? Только самоубийца. А среди судей их нет. Не осталось, — вздохнул мужчина.
— Ну, как же? В практике же встречались случаи, когда…Я же сама читала…Принимали судьи решения и покруче этого, — Я старалась выговорить все и сразу. Мысли путались, сминались, лезли одна на другую, оттого и латошила, как лапы зайца по молодой траве.
— Вот только о последствиях история умалчивает, — как-то невесело произнес Аманирус. — Я свое слово сказал, а вы думайте, что хотите, — и он встал со стула на котором сидел.
Не доходя двери развернулся и посмотрел на меня своим пронзительным взглядом, пробирающим, кажется, до самых печенок. Было видно, что на долю секунды задумался над чем-то, словно собрался прыгнуть в ледяную воду, задержав дыхание. Но мне это, похоже, что показалось. Шеф был не тот тип.
— Виктория, а сколько вам лет? — вот это вопрос. Некорректен до неприличия, тем более в отношении женщины, но делать нечего придется отвечать. Хотя, наверняка, мог посмотреть в моем личном деле и узнать все что требуется.
— Двадцать семь, — не стала уточнять для чего ему понадобились такие сведения.
— А почему до сих пор не замужем? Вы же давно вышли из возраста невест, — а вот это удар ниже пояса. Я даже захлебнулась воздухом, настолько неожиданно было услышать это из уст Аманируса. Ладно, подобное простительно моей троюродной тете по маминой линии, которая славится своим склочным характером и находится в том возрасте, когда может говорить правду без зазрения совести. Но услышать подобное из уст мужчины это…это…у меня нет просто слов. Это так низко и недостойно.
Однако делать нечего. Придется отвечать. И пусть мне будет трижды неудобно и стыдно, но я не буду лгать, извиваться, как уж на сковородке, и лукавить. Главное сделать хорошую мину при плохой игре и выдержать позор на протяжении двенадцати минут. Именного столько, по подсчетам ученых, длится настоящее.
— Не берут.
— Что так? Вы красивы, умны, с достаточно сносным характером, — вот спасибо огромнейшее за такую россыпь комплиментов, особенно за последний. Надо же заметили с высоты птичьего полета. И как только рассмотрели. Уж, не с помощью ли магии? А может быть это у вас врожденное? От кровопийц досталось по наследству? Теперь я все больше и больше была уверена в наличии кровососущих в генеалогическом древе мужчины в черном, стоящим передо мной. — Неужели, не нашлось ни одного завалящего мужичонки в округе, которого бы смогли захомутать? Бабий век же не долог. Вот еще десяток лет и можно будет оставить все надежды?
От возмущения, подобным поведением, граничащим с хамством, мне хотелось рвать и метать. И желательно волосы на голове Аманируса. А метать чем-нибудь тяжелым и желательно в него же. Но нет. Не дождется. Сглотнула сухой ком, внезапно возникший в горле. Хотелось откашляться, мне казалось, что я наелась песка, настолько во рту было обезвожено.
— Это вы явно приуменьшили. При хорошем уходе, питании, с соответствующими препаратами возможно продержаться десятка три, а то и все пять.