— С братом поделите, понял? — прищуриваюсь строго.
Тот сияет. Наташа хмурится.
— Лев, не надо! Избалуешь их.
— Наташ, я же их дядя. Купи им, что они просят.
Она смягчается:
— Ладно. — Но деньги у мелких забирает.
Я же — сама галантность. Отступаю на шаг, подталкиваю свою зубастую спутницу к столику.
— Наташа, это Арина. Прошу любить и жаловать.
Арина краснеет.
— Приятно познакомиться, — едва слышно блеет она.
Краем глаза замечаю, как мой брат истерично жалуется маме на то, что я повел себя, как последняя сволочь, облив его соевым соусом.
«Хомяк!» — дразнюсь про себя в сердцах. В школе Степа был пухлым мальчиком, а ещё он жутко любил что-нибудь схомячить, и если не успевал прожевать до начала урока, то прятал еду за щеку. Вот его и прозвали хомяком. К выпускному классу Степа похудел, вытянулся, начал ходить в тренажерку, но прозвище прочно за ним закрепилось. Ох, как он злится, если кто-то упоминает его школьную кличку!
— Присаживайтесь, Ариночка, я только сделаю один звонок и присоединюсь к вашей компании, — сообщаю загадочно и галантно отодвигаю стул.
Наташа с подозрением посматривает на меня. Она опытная, понимает, что в нашей семье без подвоха никак: отвернешься — и тут же подложат свинью. Но Арина проглатывает наживку и послушно садится за столик к малышне.
Подмигиваю ей, поправляю пиджак и стремительно возвращаюсь в дом.
Все, с меня хватит! Я съезжаю от родителей. Нет смысла оставаться в стане предателей! Лучше поживу в отеле.
Поднимаюсь в свою спальню. Бабушка София все там же, дремлет в кресле под работающей плазмой на полстены. Она, как кошка, устраивается в любом удобном месте, независимо от того, чья это территория.
Стремительно пакую свои костюмы и зубную щетку.
Бабушка приоткрывает один глаз.
— Левушка, ты? Что, смотрины закончились? А как же праздничный фейерверк? Я хотела его посмотреть.
— Фейерверка ещё не было, если сейчас спустишься, успеешь, — натянуто улыбаюсь ей. Молния на чемодане никак не хочет застегиваться, и это меня раздражает.
— А ты что, уезжаешь? — Бабуля окончательно просыпается и с подозрением смотрит на чемоданы.
— Мне не о чем разговаривать с этими лицемерами! — бурчу с негодованием. — Они мне жизнь сломали!
Укладываю ноутбук и зарядки.
— И куда ты поедешь? — с недоумением спрашивает бабушка София.
— Переночую в отеле, а там будет видно.
— Лёва, мне жаль, что именно я открыла тебе глаза, — вздыхает она.
— Ничего, бабуля, было полезно сорвать с моих глаз розовые очки. Ты долго здесь будешь гостить?
— Ещё неделю. Ума не приложу, для чего твой отец меня сюда привез. И мать — сама любезность. Очень подозрительно. Но, думаю, я скоро выясню причину их дружелюбия.
Я смягчаюсь, склоняюсь к ней и целую ее в морщинистую щеку.