— Это неправда! — разыгрывает возмущение.
— Мне похрен, с кем ты спала, — чеканю каждое слово. — Иди домой, завтра в полвосьмого будь готова, мы поедем в клинику.
— В полвосьмого? — ее удивленный возглас оставляю без ответа. Она поднимается и уходит, не прощаясь.
Рабочий день на сегодня считаю завершенным.
Прошу Аню перенести встречи. Еду в бар вместо того, чтобы увидеться с риелторами. Выпиваю залпом полный стакан виски. Если у меня будет ребёнок.… Ничего не чувствую. Эта мысль не отзывается внутри, там пусто. Я хреновый отец, а из Лады выйдет хреновая мать. Вызываю водителя, еду домой.
Приезжаю не поздно, слуги убирают со стола остатки ужина. Маура сидит в гостиной, никак не комментирует мое появление. Она стала дружелюбнее после того, как я отдал распоряжение Алихану лично заняться её делом. Осаждаю себя, но все равно ищу глазами Самиру, но её нет. Неудивительно, обычно она пропадает на конюшне или прячется у себя в комнате. Кивнув супруге, ухожу в кабинет.
— Ислам, — заходит следом за мной в комнату Данира, — я хотела тебя кое о чем предупредить, — закрывает дверь.
— О чём? — настораживаюсь. На сегодня мне хватает плохих новостей.
— Сегодня Самира каталась на лошади, — медленно тянет слова тетя.
— Я ей разрешил, — если это все, что она хотела рассказать, то я хотел бы остаться один.
— Она надела штаны. Это даже не штаны, а колготки! Обтянули ее, словно вторая кожа, — обрисовывает руками бедра. — Все было видно… Пошла так на конюшню, — машет возмущенно рукой. Давлю в себе ревность. Я представляю, как на нее смотрели работники. Не могла же она кататься в платье, на дворе не восемнадцатый век.
— Тетя, она спросила у меня, я разрешил, — встаю на защиту девчонки, ни о чем она меня, конечно, не спрашивала. Да и кто я такой, чтобы запрещать ей что-то носить?
— Хорошо, я пойду тогда, — тетя недовольна моим ответом. У нее традиционное воспитание, она не приемлет современных свободных нравов. В кармане вибрирует телефон, достаю его и под тетино бурчание и шарканье ног открываю сообщение от Лады.
«Радуйся, Ислам, у меня пошли месячные. Оказалось, что это была обычная задержка. Извини, что я тебе зря потревожила…» — читаю сообщение и понимаю, что не испытываю ни радости, ни облегчения. Мне хочется наследника? Я готов стать отцом, завести семью? Вместо ответа в голове всплывает образ девушки, которая занимает мои мысли….
Глава 21
Самира
Покидая конюшню, попрощалась со всеми работниками, которые в это время ещё ухаживали за животными. Напоследок заглянула к своей любимице, дала ей яблоко, которое взяла из ящика, что стоит в углу. Погладив Лалу, пообещала прийти завтра. Это наш каждодневный ритуал. Я влюбилась в лошадей, общение с ними приносит столько радости, что я забываю обо всех своих горестях и несчастьях.
Выходя на освещённую дорожку, замечаю приближающийся силуэт Караева. Я его не видела больше недели, ещё бы столько не видеть. Осмотревшись, убеждаюсь, что сбежать и спрятаться не получится. Кругом фонари и ни одного темного места. Остается надеяться, что он направляется в конюшню, а не ко мне. Я почти убедила себя, что после нашего столкновения в коридоре Ислам меня избегает.
Воспоминание о той ночи настолько крепко засело в моей голове, что до сих пор отзывается беспокойством. Я чувствовала его желание, ощущала на своей коже горячее дыхание. В тот момент мне казалось, что я попала в лапы хищника, и целой мне оттуда не уйти. Зверь меня пожалел, отпустил в тот день, но он меня чем-то заразил. Ощутив дыхание мужской страсти, я стала думать о вещах, которые раньше меня не интересовали. Теперь мне хотелось узнать вкус поцелуев. Представляла, что значит быть с мужчиной. А на месте фантомного мужчины все чаще всплывало лицо Караева. Объяснялось все просто: у меня нет опыта. Я ни в кого не была влюблена, парни обходили меня стороной. Единственный, кого я привлекала физически — был Ислам.
— Добрый вечер, — здоровается первым, когда мы подходим друг к другу. Я не видела, когда он вернулся с работы, но, судя по тому, что успел переодеться, уже давно. Обычно он какое-то время проводит в кабинете, прежде чем поднимается к себе и переодевается.
— Добрый, — сухо поздоровавшись, хочу пройти мимо, сделав шаг в сторону, Ислам преграждает мне дорогу.
— Я хотел с тобой поговорить, — говорит спокойно, но в его тоне нет просительных нот, он умеет приказывать ровным тихим тоном.
— О чем? Это не может подождать до завтра? — пряча руки в карманы. На улице мороз, который кусает открытые участки тела.
— Я несколько дней откладывал наш разговор, — сообщает Караев. Тут против воли заинтересуешься. Я настолько погрузилась в работу на конюшне, что перестала замечать происходящее вокруг. О родных вспоминала только перед сном, когда накатывало чувство жалости к себе.
— Хорошо. А дома поговорить нельзя? — поднимая повыше воротник куртки, прячу в нем лицо.
— Можно, но я хочу немного пройтись, если ты не возражаешь, — указывая рукой направление, пропускает меня вперед. Вообще-то, очень даже возражаю, но кто меня станет слушать?
Вдыхая морозный воздух, Ислам поднимает голову к темному звездному небу. Складывается впечатление, что он собирается с мыслями, будто не знает, с чего начать. Караев — и не знает, что хочет сказать? Вряд ли, тут что-то другое.
Мысленно готовлюсь к неприятным новостям. Первая мысль, что кто-то умер, обычно в таких случаях затягивают разговор.
— С дедушкой все в порядке? — не выдержав напряжения.
— Что с ним станется? — кривит губы в ухмылке Караев. — Он ещё долго будет цепляться за жизнь, — с презрением, которое сквозит в каждой произнесенной букве.