Вуаля! Получилось. Пациент обезврежен! И дрыхнет.
Счастливая, улыбаюсь Алёхину во весь рот.
Серёжа странно смотрит на меня. Прилипаю к нему глазами в ответ.
Улыбка стекает с моего лица. Отвернувшись резко, делаю вид, что занята ребёнком. Аккуратно укладываю Машу в колыбельку. Заботливо поправляю одеяльце.
Лёгкое дуновение ветерка щекочет мои щиколотки. Тюль у балконной двери колышется. Кажется, Серёжа вышел на террасу второго этажа.
Вздохнув, иду за ним.
Терраса выходит в противоположную сторону от сада, где развлекаются гости.
Серёжа стоит, опершись на перила, и смотрит куда-то вдаль.
Подхожу к нему ближе.
Говорю примирительно:
— Спасибо, что помог.
— Не за что, — буркает.
Устраиваюсь рядом с ним. Наши локти соприкасаются.
— Так где ты научился менять подгузник?
Говорит после непродолжительной паузы:
— У моей девушки были сестрёнки-двойняшки. Она частенько сидела с ними, помогая матери. Той приходилось работать, чтобы обеспечивать семью. Отец внезапно… в общем, его не стало незадолго до рождения малышей.
— Ого… Ты любил её? — спрашиваю ни с того ни с сего. — Ну, раз возился с её детьми, — поясняю свою мысль.
— Не знаю. Тогда думал, что да. Но сейчас понимаю, что нет. Слишком быстро всё прошло. Для любви.
Опять молчим. Давящее ощущение печали повисает в воздухе.
Решаю разрядить обстановку.
— Твою мать, только не шевелись, — шепчу испуганно, указывая на лицо Алёхина.
— Что? Что такое? — поворачивается ко мне. Глаза круглые.
— Кажется, у тебя там… Видимо, когда менял подгузник. Ну, ты понял… — напускаю на себя многозначительный вид.
— Что!? — в его голосе настоящая паника. — Убери, убери это скорее! — тянет руки к лицу.
— Нет, не трогай. А то размажешь!
Он бледнеет. Я с серьёзным видом приближаюсь к его щеке. Заношу руку.
Он почти не дышит.
— Сейчас… — шепчу успокаивающе.
Серёжа прикрывает веки.
Придвигаюсь ещё ближе. Не выдержав, начинаю смеяться.