Девственник, кто бы мог подумать. Это просто сюр какой-то!
Перед глазами проносится засмотренная до дыр картинка, как я сижу на нём верхом. Он смотрит на меня так… словно я подарок в праздничной упаковке.
Ещё тогда надо было всё понять! По глазам, по жадным, но робким движениям его рук.
Гореть тебе в аду, Ирин. Жмурюсь в тщетной попытке стереть себе память.
Мальчик вырос, а ты и не заметила. Дура. До сих пор не понимаю, как от дружеских посиделок с приставкой мы перешли к совместному распитию текилы? И почему на парнях не бывает пометки: «Осторожно! Не вскрывать»?
Твою ж налево. Это было просто влияние момента. Мерзкая ситуация с Владом, помноженная на бутылку алкашки. Серёжа с этим своим тренированным телом…
Алёнка говорит, он серьёзно занимается спортом. Когда тощий подросток, которого я помню, успел превратиться в юного Аполлона? Я до сих пор не могу врубиться!
А надо ли? Скептически интересуюсь сама у себя? Зачем вообще всё это анализировать в трёхтысячный раз? Что было — то было. Ты уезжаешь в Питер, чтобы начать новую жизнь, Ирин.
Когда Алёнка предложила мне это, я не сомневалась ни секунды.
В этом городе меня ничего не держит. Может быть именно Питер откроет мне путь к счастью?
Мама сказала, идеала не существует. Ну что ж. Я ещё пока не знаю, что делать с этой информацией. Но сидеть на месте и горевать точно не собираюсь. Лучшие дни впереди!
Я молода и энергична. У меня всё получится. Интернет-источники утверждают, что в Питере проживает почти два миллиона мужчин. Влад не в счёт! Думаю, и для меня найдётся один. Мне много не надо.
Кстати, Алёнка ничего не знает о Владе. Я решила не говорить ей. Ведь это означает подставить Кирилла, который был в курсе наличия у своего друга жены, и молчал. Пусть это останется на их совести.
Я не хочу идти в будущее, неся за собой обиды и злость. А тем более портить едва начавшую налаживаться личную жизнь подруги.
* * *
В ночь перед отъездом я опять ночую у Алёнки.
Я категорически запретила своим приезжать на вокзал. Я просто не выдержу всех этих прощаний.
И вообще, я не хочу прощаться. Я не на Луну уезжаю, в конце концов. И даже не в другую страну.
Ну, и что уж греха таить, чёрная кошка, пробежавшая между мной и отцом в последнее время, мешает мне посмотреть ему прямо в глаза. Я не из тех людей, кто притворяется, что всё хорошо, когда на самом деле — всё плохо. Папа знает меня, как облупленную. И не настаивает.
Пару недель назад я слышала разговор, состоявшийся между родителями на кухне. Речь шла обо мне.
«Как она?» — голос отца.
«Ей нужно время, Серёж,» — мама, успокаивающе.
«Я думал, что был тогда достаточно наказан. Тобой… Нами. Но оказалось, что… нет. Вот оно. Настоящее наказание».
Мама всхлипывает. Я тоже зажимаю рот рукой.
«Ты злишься на меня? Что сказала?»
Пауза. Папа говорит глухо, как из бочки:
«Конечно, нет. Ты здесь ни при чём. Я злюсь только на себя».
Дальше я слушать не смогла.
Я знаю, отец раскаивается. Знаю, но… не могу. Как раньше, уже не будет.
Поэтому самое время начать всё с чистого листа.