Она была мечтой. А главное свойство мечты, как известно — никогда не сбываться.
Каково это чувствовать, что ты не достоин? Что ты — не тот?
Отвратительно, скажу я вам.
В тот первый раз, когда она стала моей, я почувствовал себя словно на вершине этого мира.
Птица счастья попалась, наконец, в мои руки. Правда, ненадолго.
А потом — улетела. Она всегда улетала…
Она выбрала Питер и свою новую жизнь там.
Я отпустил. А что было делать? Валяться в ногах и умолять? Это не в моём характере.
Мне казалось тогда, что я принял её выбор. Это, однозначно, сделало мне больно. Но так уж случилось.
Я смирился с тем фактом, что просто был Ей не нужен. И начал жить своей жизнью.
Затем — отношения с Дашей. Дашка сразу запала мне в душу.
Не знаю, что это было. Интуиция? Шутки подсознания? Ведь они с сестрой безусловно похожи.
Я примчался к ней в Питер как идиот. Зачем?
Я бы и сам хотел это знать. Просто посмотреть на Неё? Младший брат подруги против родной сестры — здесь изначально не было шансов.
Зато я отчётливо понял тогда, что Даша — не то. Качественная подделка, но не оригинал. Мы расстались сразу же после той поездки, к счастью, по обоюдному согласию.
Шли дни, недели. Месяцы сменяли друг друга. Я жил, как мог, старательно делая вид, что полностью доволен своей жизнью.
Узнав от сестры, что Она вышла замуж, я пил неделю или две. Рус буквально за уши вытаскивал меня из многочисленных баров и ночных клубов. Я хотел забыться.
И знаете, что помогло? Не поверите.
Армия. Жёсткая дисциплина плюс распорядок дня. Тяжёлые физические нагрузки и минимум времени, чтобы думать. Это взбодрило меня.
После был собственный бизнес. Открытие первой пиццерии. Затем бар на Вернадского. И пошло-поехало. Закрутилось.
Воспоминания о Лукичёвой стали предельно призрачными и лишь изредка мелькали где-то на периферии моего подсознания.
Пока в один самый обычный день, такой же, как сотни других, Она не присела за столик в моём собственном баре.
И всё пошло по п*зде.
Годы собираемых в кучу мыслей. Работы над собой. Осознанной концентрации волевых усилий. Всё нах.
Её глаза в моих дурацких снах. Её смех — наяву.
Думал ли я, что Ира — мой личный, изощрённый гештальт? Как это модно думать сейчас абсолютно обо всём.
Думал. Но недолго.
Когда она вновь стала моей, я окончательно убедился. Это не гештальт. Это клиника.
Вот только наказание? Или благословение? Было не ясно.
Жизнь поставила нам условия, на которых мы сыграть не смогли.