Смотрю в глаза, стараясь передать всю свою решимость. Говорю медленно, вкладывая смысл в каждое слово:
— Давай не будем ссориться. Это был прекрасный вечер. Но он закончился.
Хмурит брови. Его губы шевелятся под моей рукой, будто он пытается что-то сказать. Но в итоге не произносит ни звука.
— Спасибо, — шепчу искренне.
Отняв ладонь, коротко и нежно целую в губы.
— Ты не можешь иначе. Я понимаю, правда. Но и я не могу. Это как-то… унизительно. А у меня сегодня день рождения, — напоминаю ему.
Серёжа прикрывает глаза ненадолго, словно смиряясь. Продолжаю настойчиво:
— И последнее, что я хочу — это быть униженной.
Ещё раз целую его. Губы Серёжи остаются неподвижными.
Ненадолго приникаю к его груди. Обнимаю за талию. Чувствую, как под тонкой тканью футболки рвано бьётся сердце, то и дело срываясь с ритма.
— Принеси мне мою сумку, пожалуйста, — прошу примирительно.
Не хочу заходить на кухню. Там она.
Ощущаю лёгкое движение его подбородка. Кивает.
В коридоре никого не оказывается, к счастью. Из кухни доносится слабый звук работающего телевизора.
Обхожу стороной брошенные у коврика розовые угги, словно ядовитую змею.
Серёжа выносит мои вещи.
— Подарок возьмёшь?
Смотрю на него виновато:
— Позже. Я сейчас… не домой.
Выражение его лица меняется, становясь отстранённым и даже холодным.
— Ясно, — рубит короткое.
Мучительная пауза, в течение которой я лихорадочно прикидываю, стоит ли мне вообще объясняться после сегодняшнего явления Людочки.
— Я встречаюсь с Алёной, — переломив себя, решаю не обострять.
— Ясно.
— Созвонимся завтра?
— Окей, — выдаёт равнодушно-спокойно. Как будто пиццу заказывает.
Решил поиграть в обиженку?
Отличная игра. Людочке понравится. Как раз по возрасту.
Поневоле начинаю злиться. Это мой день рождения твою мать!
— Пока, — бросаю короткое. Берусь за ручку двери.