Ответа не надо, я и так знаю, кто перед до мной. Но что она сделала? Раньше была схожесть, но не такая. Со спины, в профиль можно было перепутать, но, если присмотреться, они были разными, сейчас же словно передо мной была Армина, моя жена.
— Черт побери, что ты сделала? — рычу, хватая ее за горло и всматриваюсь в лицо. Оно родное и неродное одновременно. Я начинаю запутываться, но смотрю на кожу.
Точно не Армина, темнее. Это явно Алина. Отпускаю ее горло. Она не злится, не обижается, по ее лицу струится одинокая слеза.
— Не угодила? — шепчет с отчаянием и вселенской болью в глазах.
Я сглатываю, мысленно считаю до пяти, чтобы не сорваться, не убить ее.
— Что ты сделала с собою? — счёт не помог, потому что сам морщусь от своего рыка.
— Пластику. Мы ведь похожи, теперь я еёполная копия. Похожа во всём. Ты скажи, только скажи, что мне сделать ещё. Я буду такой, какой ты хочешь. Голос… она говорит ниже, да? Я научусь.
Я смотрю на неё, и мне становится страшно от этого дурдома. Чем забиты ее мысли, что она творит? В голову закрадывается мысль, не болен ли случайно этот человек. Маниакальность поступков пугает, наталкивает на мысли, страшные и непонятные.
— Савва, — она тянет руки, пытается обнимать, смотрит на меня, молит.
А меня воротит, раздражают ее поступки. Хочется навсегда выкинуть ее из своей жизни. Сдерживаю себя в желании навсегда убрать ее, останавливает малыш. Маленький, неповинный ни в чем малыш. Он не виноват, что родители не любят друг друга, не нужны, не важны друг для друга.
Дети должна рождаться в крепких любящих браках. Смотрю на неё и жалею. Почему у нас с Арминой не получился малыш, наш малыш, наследник или наследница. Неважно, кто бы это был. Девочка, мальчик. Я бы любил этого ребёнка больше своей жизни. Осознание этого приходит именно сейчас. Обхватываю руками голову. Я,наверное, едва ли не впервые не знаю, что делать.
— Уйди, — говорю отстранённо, не глядя на девушку.
— Почему?
Не отвечаю, я банально не знаю, что ответить на такой вопрос. Не люблю, не интересна… По мне, это и так понятно. Но, видимо, я ошибаюсь.
До Алины не доходит. Она смотрит на меня. Глаза наполняются слезами, а мне противно. Родное лицо, в груди начинает печь от данного факта, но тут же есть и понимание. Это не она. Не Армина. Подделка. Может, хорошо сделанная, но это не она. Не моя девочка.
— Почему? — слышу опять вопрос.
Вновь не отвечаю, мой взгляд направлен в окно. Дождь льёт стеной. Природа будто олицетворяет бурю, творящуюся у меня внутри.
— Ответь мне, — ощущаю легкие удары в спину. Оборачиваюсь.
Алина замирает с поднятыми маленькими кулачками, а потом, не сдерживаясь накидывается на меня. Бьет не глядя, удары попадают в грудь, плечи, руки. Не больно.
Я ощущаю всю боль ее души. Вроде бы всёпонятно, ее чувства достойны хотя бы восхищения, но и его не вызывают, только раздражение. Ее можно сравнить с навязчивой мухой, от которой хочется отбиться.
Не знаю, сколько времени проходит, но я перехватываю ее руки, держу их вытянутыми, смотрю в глаза, полные слез, боли и обиды.
— Запомни: пластика, голос, походка, да, черт, что угодно. Для меня ничего не заменит в тебе Армину. Ничего, — выговариваю по слогам. — Есть такие ужасные понятия: страсть, похоть, любовь, наконец. А я не испытываю к тебе ничего, понимаешь или нет? Меня не интересуешь ты. Больше не приходи. Я не отказываюсь, ребёнка не брошу, но прекрати попытки. Не гоняйся за мной.
— Она ничего не может. Ребёнка родить не может, почему вы не сделали ЭКО?! Врачи сказали, чтобесполезно? Она словно мертвая. Ничего не может. А я могу. Посмотри на меня. Детей, я знаю, ты хочешь, так я рожу. Сколько? Кого ты хочешь, мальчика, девочку? Послушай меня, услышь, я умоляю, не бросай меня. Не бросай Сашу. Он твой, он даже похож будет на нее. Глаза, нос. Я очень похожа на нее. Ты сам нас перепутывал, бывали случаи. А девочку я могу. Я рожу, ты назовёшь ее Арминой, если захочешь. Я всёсделаю, скажи только, скажи.
Алина говорила, шептала, ластилась возле моих ног, а я потерялся в ее слова, в ее бреду. Она всёпридумала, всё решила, страшная девушка. Страшные поступки, роящиеся в ее голове.
Не знаю, в какой именно момент, что послужило спусковым механизмом, но я сдёрнул ее с кровати. Она упала на мягкий ворсистый ковёр, а я навис над ней. Она начала цепляться за руки, ноги, смотрела, молила, а я не понимал только одного: у неё совсем нет гордости? Встань, уйди. Я бы ушёл, Армина, уверен, тоже бы ушла. Она точно не стала бы терпеть такого унижения.
— Уходи.
— Нет, — я мать твоего сына, ты не посмеешь меня выгнать, я не она.
Рывок, и она поднята на ноги, а потом я потянул ее на выход. Вначале из спальни, потом из дома.
Охрана вышла на шум. Они непонимающее смотрели, как я тяну за собой девушку. Она плакала, пыталась отбиться, твердила как заведённая: «Я не она, я не она».
А для меня это было, как красная тряпка для быка. Я ускорялся от каждого ее слова сильнее.