– Значит, я не плохой?
– Нет, конечно. Ты большой молодец, Федя.
– И ты будешь всегда с нами? Я ведь хороший.
– Ты…
Черт. Вот как объяснить восьмилетнему пацану, что мир не поделен на черное и белое. И что сам мальчишка вообще не виноват в наших разногласиях с его матерью.
Он замечательный пацан, не слишком улыбчивый, закрытый, и каждый его вопрос словно крик о помощи. В каждом я слышу, насколько он не хочет, чтобы я уходил.
Но даже ради него не могу притворяться. Все, что сейчас делаю, готовлю сына к неизбежному. С поправкой – да, жить я с ними не буду, но мы можем часто видеться и проводить вместе время. Качественно, а не в одной квартире, но где я после работы закрываюсь в кабинете, чтобы не играть образцового мужа для Златы.
– Ты мой сын. Хороший ты или нет, я всегда буду рядом. Если тебе плохо, ты можешь мне всегда позвонить.
– И ты приедешь? Как раньше?
Хмурюсь.
– Как раньше?
– Когда ты был чужой, говорил, что я всегда могу звонить, хоть жить с нами ты не будешь.
– Я не чужой, и не стану таким, – отвечаю уклончиво.
Что-то в груди колет. Никогда не использовал сына, чтобы допросить о прошлом. Он и не может помнить, ему всего пять было, когда я память потерял. Но, видимо, что-то у него отложилось.
– Папа! А пиццу мы пойдем есть? – восклицает тут же, как будто боится, что я продолжу тему, и ответ ему не понравится.
Собираюсь ответить, поднимаю взгляд поверх Феди, и дыхание перехватывает.
Будто весь воздух из легких выкачали. Вдруг застываю, наконец осознав, кого вижу.
Охренеть. Охренеть просто.
В нескольких шагах от нас стоит Лиза, а рядом с ней… Артем.
Федя что-то еще говорит, но я его уже не слышу, в ушах нарастает звон. Вижу взгляд Артема и внутри от этого немного упрека в глазах все тяжелеет. У нас и так отношения не особо складываются, но ситуация сейчас... вообще треш.
– Папа…
Наклоняюсь к Феде. Я понятия не имею, что сейчас будет. У меня нет плана, любой вариант катастрофа.
Просто уйти будет эгоистично, и по отношению к Артему, и по отношению к Лизе.
Ей придется как-то объяснить своему сыну, что у человека, которого он считает своим отцом… семья. Потому что, насколько, я понимаю, он не в курсе. И сбегать сейчас, не попытавшись ситуацию смягчить, как минимум подло и низко.
Остаться – значит подвергнуть Федю переживаниям. Этого я тоже не могу допустить. После операции у Феди положительная динамика, но врач опасается рецидива.
И все же я выбираю рискнуть. Есть шанс, что сыну я все объясню, и Артему тоже, и тогда он не будет волком смотреть.
– Я хочу тебя познакомить кое с кем, ты не против?
Федя мотает головой. И я беру его за руку.
– Привет, – мы подходим к Лизе с Темой. Федя снова дергает меня за рукав, но ничего не произносит. Просто заглядывает в глаза и ждет, что я объясню, почему не повел его к машине, а направился сюда.
Артем смотрит так мрачно, ему еще и семи нет, но взгляд такой, что кажется, этот парень понимает больше, чем все мы тут вместе взятые.