В голове по кругу сбивчивые слова Артема.
До сих пор в тумане все эти дни, я передвигаюсь с трудом, кажется, все мое тело – кусок свинца.
Я его ношу вынужденно. А внутри печет от тоски и боли.
Так все закрутилось, перемешалось… То, на что глаза закрывала, решая проблемы «потом» разгрузить, вылилось в ужасающие последствия.
И оказалось, все связано.
И мое недоверие Соколовскому, и замкнутость сына, который очень хотел, но не мог выразить свои чувства к отцу. Привлекал внимание Вадима так, что мы не замечали.
Мы не осознавали, как сильно раним.
Эти дни я общалась с таким количеством людей, что сбилась со счета.
Полиция, психологи, психиатры, врачи. Инспекторы по делам несовершеннолетних. Не запоминая имен, я рассказывала все, как есть. И готовилась к самому худшему.
Но удивительно, никто на этот раз моих малышей не грозился отобрать. Хотя я сама себя винила немыслимо. И обнимала, обнимала, обнимала детей.
Целовала их в макушки, говорила, как люблю. И что всегда буду.
И что папа их тоже, я твердила не переставая.
И жалела, что сама не сказала Вадиму самого главного.
«Я хочу ему позвонить», – однажды попросил Артем, но я покачала головой. И не потому что не хотела общения отца и сына. А потому что сейчас это было невозможно.
– Он проснулся и звал вас, – вздрагиваю, поднимая глаза.
Когда мне сказали, что Соколовский наконец-то пришел в себя, я себе места не находила. Очень хотела его увидеть, но меня… не пустили.
Я все равно к нему приезжала.
Просто сидела в холле, ловя врача, пытаясь пробиться через охрану. Чтобы узнать хоть какую-то весть о Вадиме. И кое-что мне удалось.
И вот сейчас врач предлагает накинуть халат и пройти с ним в отделение.
В палате, как и во всей больнице сильный запах лекарств, только тут он еще с примесью чего-то более страшного. Как будто сама смерть блуждала по палате в раздумьях. И к счастью, ее покинула. Но оставила свой неизгладимый отпечаток. Выдыхать рано.
Но врач говорит, самое плохое позади.
Я подхожу к кровати, на которой полулежит бледный Соколовский.
Он смотрит так пристально, что по щекам начинают катиться слезы.
Я его чуть не потеряла.
Навсегда.
Даже не верится, что снова могу ему в глаза посмотреть.
Все наши разногласия сейчас кажутся такими незначительными. И пусть по-другому я бы не могла, но все же очень многое пересмотрела, взглянула под другим углом.
Простила ли я?
Да.
Еще до того, как в город вернулась.