Во мне поднимается вторая волна густой, красной ярости. Я хочу сделать больно. Хочу, чтобы он точно так же горел, как я горю сейчас. Хочу, чтобы ему ломало кости. Хочу, чтобы душу ему наизнанку.
Я хочу мести.
Некрасиво, но как есть. Мы, опять же, не в сказки, а я не принцесса, которая подставляет вторую щеку, когда ей надают по первой. Я живой человек со своей темной стороной.
- Какой медовый месяц? - усмехаюсь жестко и отпихиваю от себя Петрова, - Когда у папы нашего появилась новая телка.
Никита резко переводит на меня взгляд, я жму плечами. Нервно и дёргано. Всхлипываю отвратительно просто! Но что поделаешь? Только в кино все женские истерики — это красиво. Реальность некрасивая. Я уже который раз за вечер в этом убеждаюсь.
- Что? Не хочешь рассказать сыну о своих победах?! О том, какая у тебя замечательная заноза в мозгу?! Или, может быть, поделишься подробностями вашей случки?!
- Прекрати! - рычит, дергает меня за руку, приближается, - Блядь, просто заткнись ты уже! Я пытался быть с тобой честным! Это называется любовь. Или ты предпочла бы быть рогатой дурой?! За спиной?! Как все?!
- А Я НЕ РОГАТАЯ ДУРА?!
Срываюсь на отвратительный ультразвук и снова отталкиваю его от себя.
- ТЫ С НЕЙ МЕСЯЦ КУВЫРКАЕШЬСЯ!
- Я сказал, что секса не было! Мы просто, блядь, говорили!
Замираю.
Хлопаю глазами.
Что чувствую? Словами едва ли передашь.
Ладно, признаю. Ты сама этого добивалась, поэтому, полагаю, получай и распишись, но…почему этот удар выглядит сильнее, чем внезапно услышать от любимого человека о сексе на стороне?…
- То есть… - сглатываю острый, очередной нож из родных рук, - Ты…ты месяц с ней…говоришь? Это свидания? У...у вас…отношения?
Господи, как же это больно.
Я помню, в детстве мама варила раков. Она всегда бросала их в уже закипевшую воду, а я никак в толк не могла взять, почему? В смысле, курицу-то она варила сразу. Наливала холодную воду, укладывала туда ножки или грудку и ставила на огонь. Почему с раками по-другому? Потом она мне объяснила, конечно же. Посмеялась еще, что живодера маленького воспитала…
Так вот, к чему я это говорю. Мне никто воду не вскипятил. Меня буквально уложили в ледяную и поставили на плиту. Чтобы мучилась, видимо, подольше. Только за что?…
- Не неси чуши! - рычит Петров, - Нет у нас никаких отношений! Я уже сказал: это просто гребаная страсть. Это все проходит. Мы переживем кризис, встанем на ноги, и все будет хорошо.
Как все будет хорошо — непонятно, конечно же. Мне кажется, что Никита сам до конца в это не верит. Хотя, нет. Вру. Надо перекреститься.
В прихожей повисает очередная тишина. Петров смотрит на меня настырно и упорно, готовый к сражению. Я на него, как на незнакомца. О сыне мы забываем вовсе, пока он не протягивает.
- Я-ясно…
Я пару раз моргаю и перевожу на него взгляд. Честно? Стыдно. Не надо было втягивать Сашку. Ему уже почти восемнадцать, конечно, и не нужно придумывать тупые отговорки. В них просто нет смысла! Сам поймет. И все же…мне стыдно, что я это сделала. Не надо было.
Вдруг сейчас будет драка?
Я, например, когда узнала, что отец матери изменяет, накинулась на него с кулаками, потом ограничила наше общение. Хотя, похоже, в этом доме только я одна такая…кхм, верная.
Саша кладет ключи на комод и снимает куртку.
- Что на ужин?
Меня как будто по темечку стукает.
- Что…на ужин?