Всю дорогу до дома, в котором я временно обосновалась, меня преследует дикая паранойя. Кажется, что Петров выскачет, как черт из табакерки, из-за любого поворота! Стоит только моргнуть! Одна секунда! И он рядом...
Я все еще слабо понимаю, как разговор, в котором я должна была «раздавать люлей», повернулся каким-то нелицеприятным боком. Для меня. Почему для меня?! Если он виноват...
А виноватой себя чувствую я.
Понять не могу, в чем дело? Это и есть та самая сердобольность, да? Или я саму себя уже дожрала до самой косточки ложкой разочарования от собственных опрометчивых решений? Потому что мне стыдно. Да-да, мне очень стыдно. Каждый раз когда Анечка толкалась, а Никита этого не чувствовал; когда я впервые услышала ее сердечко; когда увидела ее крохотные ручки на небольшом, черно-белом экранчике у УЗИста. Особенно сильно меня накрыло, когда дочку впервые положили мне на грудь, и эти самые ручки я увидела уже, так сказать, де-факто.
Рыдала часа два кряду. Кажется, медперсонал серьезно обеспокоился возможным наличием у меня послеродовой депрессии, а мне орать хотелось: какая к черту депрессия?! Я просто дура! Жестокая дура...
Нет, мои мотивы были обусловлены вполне логичными, как мне тогда казалось, мотивами: я не хотела, чтобы с моим ребенком что-то случилось из-за нервов, которым меня подвергал и подвергал бы дальше ее нерадивый папаша. Но! Я уже достаточно долго провела без него, да и эмоции достаточно сильно улеглись, чтобы я наконец-то могла признать: главным моим мотивом была совершенно точно не защита. Я бы не потеряла ребенка. Я это знаю. Просто я хотела его наказать. На-ка-за-ть. Отомстить вот таким вот образом, каким обещала никогда не мстить, но как там говорится? Хочешь насмешить судьбу, расскажи ей о своих «никогда» погромче? Чтобы вот совершенно точно получить под нос ситуацию, где ты станешь одной из женщин, которой обещала себе никогда не быть.
А я ей стала...
Использовала ребенка как орудие. Самое, твою мать, страшное орудие, каким только можно зацепить своего партнера. Нет. Не поймите неправильно. Не всех мужчин можно наказать через ребенка, и я не наивная школьница, чтобы этого не понимать. Ребенок — это инструмент далеко не в каждой войне сгодится, ведь не все мужчины любят своих детей.
Но Никита ведь любит...
Петров — замечательный отец, и я это прекрасно знала. Теперь что? Теперь мне до безумия страшно, что он все понял.
Нет, бред! Ты просто бредишь...
Вылетаю из машины на скорости света. Сегодня у меня вот такой день, ха! Спортивный. Большая нагрузка...
Стартую до парадной. Постоянно оборачиваюсь, потому что мне кажется, что вот-вот я увижу тачку своего мужа, а потом и его. Безумного, несущегося за мной...всего такого, знаете? Всклокоченного, как воробья.
Бредбредбред
Прекрати.
Но прекратить не получается. Когда я дергаю огромную, черную дверь, то, не поверите, закрываю ее за собой, чтобы создать Никите чуть больше препятствия на входе. Потом у лифта. Я все дергаюсь, пока его жду, постоянно оборачиваюсь и поправляю то свой тренч, то волосы, то сумку. Бедный консьерж нехило напрягается. Наверно, он думает, что меня кто-то преследует, потому что клянусь! Я вижу, как он тянется к тревожной кнопке и своему венику с толстой палкой, которой он, по заверениям Таньки, гоняет дворовых собак. Видимо, готовится гнать кого-то пострашнее...дурак он, конечно! Никите эта палка, как зубочистка, господи боже.
Захожу в лифт, нервно жму на нужную кнопку и кусаю губу, пока двери не закроются.
Так страшно...
Чувствую себя полной идиоткой. Это бред. Все бред. Чего я так завелась? У родившей женщины нет особого запаха. Так просто не бывает! Но что тогда его взбесило?! А вынесло его знатно, уж поверьте. Петров — профессиональный боксер, а тот кто хотя бы раз в своей жизни соприкасался с этим видом спорта, знает: они самые спокойные люди в мире. Возможно, если ты дерешься где-то на улице, то такие тезисы проходят мимо тебя, но Никита? Черт! За все то время, что мы вместе, я ни разу не видела, как он с кем-то дерется вне ринга. В жизни он самый настоящий дипломат, решает проблемы исключительно диалогом, потому что привык к этому. Потому что он профессионал. Профессионалов отличает от любителя тотальное, ледяное спокойствие.
Но не сегодня...
Да что ж его так завело?!
Захожу в квартиру и сразу закрываюсь на все замки, а потом вскидываю взгляд. Стася с дочкой уже приехали, поэтому их баулы заполонили всю прихожую. Я переживала еще с утра, что Танька будет беситься. Она у меня эстет. Любит, когда все вокруг красиво; идеально...а тут бам! И все ее мир заполонили рыночные сумки в клеточку. Но нет. Нет... Это чувство прошло сразу же, как я зашла на кухню. Стася кормила Танюшу своими фирменными оладушками и приговаривала:
- Ой, что переживаешь? Посмотри на себя! Тростинка! Надо тебя откормить немного...
Любой женщине такие комплименты, как котику сметанка...
Сейчас я Стасю не слышу. Наверно, они в дальней комнате с дочкой. Моей и своей.
Так, ладно. Я проверю, но сначала...
Залетаю на кухню. Оттуда как раз слышу свою старую, добрую подругу.
Таня ходит из угла в угол и нервно курит; висит на телефоне; бесится. Я застываю. Не нравится мне ее настроение, а вдруг что-то с Крис? Но нет. Не с ней.
Таня резко оборачивается и через мгновение выдыхает.
- Посмотри на меня, Талия! Ты только посмотри, что эта крыса сделала с моими волосами!