— Да как тут хорошо-то расстаться? Что не могли перекупить?
— Суд поставил тебя на каменоломни — алтырь не пошёл навстречу....
Тут мне стало не до разговоров Липкого.
— Клоп! Давай быстрее.
Тот спешно подошёл вплотную.
— Клоп, нас кинули. На рынок больше не ходи. Меня не ждите, думайте дальше. Я в каменоломни. Получится, приду к яме. Если пойдёте куда, оставьте записку.
— Ты это, Хромой, — покосился на соседей Клоп, — мы тебя не оставим, я точно пойду следом, так что не ветрись. Держи, — Клоп сунул мне в руку горсть башок.
— На оглоблю тебя! — Я сунул деньги ему за пояс. — У меня их заберут, а у вас последние. Иди. И за мной не вздумай ходить — держись парней....
— Э! — Раздался голос одного из воинов, будто невзначай заметившего посетителей. — Вы чего там? Отходите!
— Видели как надо? — кивнул на отходящего от нас Клопа Липкий. — Готов идти за обозом, а с тем правом, что сейчас ведёте вы — все скоро рядом со мной будете.
— Не бузи Липкий, — ответил один из них, — держи денег и не смотри на нас хмуро.
Говоривший сунул Липкому монету, причём достоинство деньги рассмотреть я не успел, и развернулся — охрана была уже близко.
После беседы меня и Липкого прохлопали. Мне прятать было нечего — заточку ещё в клетке забрали, а вот Липкий куда-то заныкал деньги так, что не нашли.
Уже около выхода к воинам подбежал полноватый мужик:
— Служивые, вы же через Бретенное едете?
— Ну, да.
— Захватите моего раба, там у вас его примут?
— С какой стати?
— Так..., — полный отвёл старшего охраны в сторону.
У ворот, причём, совсем не тех, через которые мы вошли, к нам на телегу посадили восьмым, если не считать возницу, здорового, нет, очень здорового мужика, прямо выше двух метров и шире меня раза в четыре! Кандалы, используя переносную наковаленку, быстро приклепал к нашей цепи, со стороны Липкого, какой то молодой парнишка, тем самым лишив наказанного, привилегии идти в конце. Когда проехали через ворота, в голову пришла смешная, если бы не была грустной, мысль о том, что зря я переживал о выходе из города — даже документы не попросили.
Ехали мы уже три дня, на ночь останавливались в сёлах, где стояли специальные клетки — похоже, маршрут был тщательно спланирован. Кормили ужасно, даже по сравнению с сырой рыбой. Готовил всё тот же возничий, замещающий судя по всему всю обслугу. В туалет ходили по расписанию, ну или пока кто-нибудь не изноется. В этом случае мы тоже ходили, но нывший получал по заду мечом, разумеется, плашмя. Больно — я испытал.
Здоровый раб, оказался немым. Липкий долго пытался достучаться до него, пока тот не раскрыл рот и не показал пальцем на обрубок языка. Оставалось только догадываться, за что его так. После этого, Липкий, пытался ненавязчиво выпытать кто такой Клоп, но поскольку я уходил от ответа, а среди рабов не принято так уж пытаться узнать чужие секреты, Липкий отстал. Гнобой смотрел на меня волком, но нас разделяло пятеро рабов, поэтому выяснить отношения он не спешил. Хотя и я, и он, понимали, что рано или поздно встретимся тет-а-тет.
Волнение началось где-то в полдень четвёртого дня. Я чувствовал взгляд! Огарик! С одной стороны безумно желалось свободы, с другой... а что они могут? Желание свободы в моих мечтах и чаяниях побеждало, наделяя друзей сверхъестественными способностями.
— Что такой счастливый? — спросил что-то заподозривший Липкий.
— Погода хорошая.
— Если действительно хорошая, сотри хмыру, — раб исподлобья осматривал окрестности.
Я убрал улыбку — воины тоже не дураки, тем более что всем им, кроме одного, было уже наверно к пятидесяти, то есть опытные. Липкий больше ничего не спрашивал.
Охрана ехала на первой телеге, не особо наблюдая за нами. А куда мы денемся скованные? Наше место по существующим меркам, благодаря авторитету Липкого, было козырным, то есть сзади, а не сбоку, телеги.
Огарик появился словно мираж. Вот только не было, и вдруг посередине дороги из воздуха материализовался мальчонка. Понятно, что он не трансформировался, а просто мы каким-то образом не видели его. Паренёк быстро догонял нас, держа в руках кинжал. Кто-то из рабов заметил и хотел обнародовать своё внимание:
— Смо..., — тут же его горло было сжато пальцами Липкого.