— Выходи.
Ноль эмоций.
— Выходи я твою ногу вижу!
Плащ колыхнулся, и вниз опустилась сначала одна нога, затем вторая. Немного погодя из-под плаща вышел и сам владелец ног — щупленький, белобрысый со слегка растрепанной причёской парень. Одежда проста — деревенская серая рубаха и такие же штаны. С виду зим десять, ну или лет, тут говорили как кому удобно.
— Ты кто?
Парень, опустив голову, молчал.
— Ну, хоть как зовут-то?
Не очень разговорчивый малец. Я вышел из ямы и свистнул, парни не должны были далеко уйти. В ответ услышал свист Толикама. Минут через пять показался и он сам вместе с Ларком.
— Что будоражишь?
— Нашёл. Он в яме спрятался.
— Там вроде негде.
— В вещах.
Толикам повернулся в сторону, откуда они пришли и залихватски, причём довольно художественно свистнул.
— Пойдём смотреть. Ты Ларк, наших подожди.
Когда мы спустились, мальчонка стоял на том же месте. Попытки Толикама переговорить с пацаном, закончились ровно тем же результатом что и мои. Аналогично и Чустам с Клопом, когда появились, не получили сколь либо значащего ответа.
— Ты парень не бойся, — Чустам присел перед мальчуганом на корточки, — мы тебе ничего плохого не сделаем.
Корм приподнял за подбородок голову парня. Тот от прикосновения вздрогнул.
— Может он глухой? — предположил Толикам.
— А может выпороть его розгами? — спросил Клоп. — Не, не глухой. Иш как зенками зыркнул. И по-имперски понимает.
— Может немой?
— Да пороть начнём и узнаем.
— Чего ты затеял, — заступился я, — пороть, пороть. Не видишь, он и так нас боится.
— Ну а ты что предлагаешь? — спросил корм. — Говорить не хочет, так тоже оставить ни то, ни сё.
— Что не видишь, он тоже прячется. Сосед так сказать, — я пока шла беседа, прошёлся по яме.
В мешочках привязанных к потолку, висело небольшое количество круп и в одном полуредька-полусвёкла. На полке соль и кухонная утварь.
— Давайте, как пока его к себе заберём и рыбой хоть накормим. Тут он, я смотрю, не особо избалован. Там и разберёмся.
— Давай, — согласился корм. — Пошли.
Чустам взял паренька за руку и потянул.
— Не надо, — пропищал тот.
— О уже и говорить может. Как зовут-то?