Он молчит, а мне хочется убежать. Вернуться к тому моменту, когда я ещё была собой, без этого груза воспоминаний и боли. И, несмотря на всё, я не могу заставить себя полностью отвергнуть его, хотя сердце противится этим чувствам.
Меня разрывает от противоречий внутри!
Я боюсь. Боюсь снова стать уязвимой перед ним, боюсь поверить и снова быть преданной!
Мне становится трудно дышать от переживаний. Пока Максим отворачивается, чтобы налить себе виски, я бросаю взгляд на тёмную дорогу, размытую ливнем, где в свете фонарей искрятся лужи.
Сердце бешено колотится, и я больше не думаю — просто бегу…
Глава 24
Бегу, шаг за шагом, спотыкаясь и задевая кусты, которые цепляются за одежду. Но земля под ногами скользит, и я, не удержав равновесие, лечу вниз, в сырую грязь…
Падение кажется вечностью. Мои ладони врезаются в холодную, липкую землю, мокрая жижа моментально пачкает кожу и забивается под ногти. В лицо бьёт резкий запах сырости. Колени тоже ощущают этот удар, но, к счастью, боль не слишком сильная… Грудь судорожно вздымается — дрожь сковывает всё тело, но не от холода, а от осознания того, что бежать больше некуда.
Позади себя слышу тяжёлые шаги. Поднимаю голову, и сквозь капли дождя вижу, как Максим подходит ко мне. На его лице нет ни тени раскаяния — только решимость и… одновременно с этим нежность.
Я пытаюсь встать, но он уже наклоняется, обхватывает меня за плечи и, несмотря на слабое сопротивление, поднимает на руки.
— Пусти меня, Максим! — я хватаю его за рубашку, пытаясь вырваться. Но он лишь крепче прижимает меня к себе, не говоря ни слова. — Ты не имеешь права удерживать меня силой! Это незаконно!
Мы входим в дом, и его быстрые шаги эхом отдаются в тишине прихожей. Слева открывается дверь, свет резко бьёт в глаза… Ванная комната. Максим несёт меня прямо туда. Прежде чем я успеваю среагировать, ставит на холодный кафель и захлопывает дверь за нами, щёлкнув замком.
— Раздевайся, — голос бывшего мужа звучит холодно и властно.
Я стою, глядя на него, не веря, что он мог всерьёз так сказал. Но, взглянув в его глаза, понимаю — не шутит!
— Ты с ума сошёл, — я отступаю на шаг, чувствую, как холодная плитка обжигает босые, грязные ноги. Максим скрещивает руки на груди, не двигаясь с места.
— Ты вся промокшая и грязная, Ань. Не упрямься. Тебе нужно помыться, — его взгляд пробегает по моему телу, фиксируясь на животе. Чувствую, как напрягается каждая клеточка моего тела от накатившей паники, но отступать нельзя. Я должна сохранять спокойствие, чего бы это мне не стоило!
— Выйди из ванной комнаты. Я при тебе переодеваться не буду!
Но Максим не двигается. Стоит напротив, и мне кажется, что он только сильнее упирается спиной в дверной косяк, намеренно блокируя выход. Холодное, настойчивое упрямство барана! Мне становится не по себе, как будто он вот-вот нависнет, накроет меня тенью, лишит последней свободы…
— Я не выйду и ты никуда не пойдёшь, — его голос тихий, но настолько твёрдый, что мне становится страшно. — Пока не признаешься. Давай Ань, или мне тебя самому раздеть?!
— В чём признаюсь? — вопрос срывается с моих поджатых губ. Макс снова бросает этот ледяной взгляд на живот, и я знаю, к чему он ведет. Только вот произносить это вслух… нет, я не могу и не буду!
Бывший делает шаг вперед, и мне инстинктивно хочется отступить назад, но дальше только стена.
— Признай, что ребенок от меня, — убеждает пристально глядя в глаза, низким, но достаточно резким голосом, чтобы мои нервы натянулись до предела. — Ты всё понимаешь, но упорно делаешь, что я в этой истории не при делах!
— Потому-что он не от тебя! — выдыхаю, всё еще надеясь, что его твердость смягчится, что Макс поймёт свою ошибку и отступит. — Как ещё тебе надо сказать, чтобы ты поверил?
Бывший качает головой, будто знает что-то, чего не знаю я. От его взгляда, дрожь проникает глубоко внутрь, мешая дышать…
— Хватит врать и прятаться, Аня, — жестко чеканит Максим. — Я знаю, ты боишься. Но прятаться от правды не выход. Я все равно узнаю…
Внутри всё будто сжимается в холодный комок. Уверенность Максима — ледяная, как его взгляд, пугает меня больше, чем когда-либо. Он двигается ближе, и я едва удерживаюсь, чтобы не отступить, не выдать этот страх, который он, кажется, чувствует…
— Ты боишься признать, — продолжает он. — Бежишь, потому что думаешь, что я могу навредить. Думаешь, справишься одна? Ребёнку нужны оба родителя!
Его слова звучат обвинением. Я не должна была показывать этот страх, не должна была позволять ему увидеть, как беспомощно я чувствую себя рядом с ним!
— Оставь меня, Максим! Уйди из моей жизни! Ты стал просто невыносим!
Но он только продолжает смотреть на меня, приближаясь так близко, что я чувствую его дыхание на коже.