Попрощавшись с подругой, я с отцом направляюсь на третий этаж, чувствуя, как сердце стучит всё быстрее, от мысли, что скоро увижу Максима.
Подойдя к одиночной палате бывшего мужа, пытаюсь унять дрожь в руках. Тихонько постучав два раза, оборачиваюсь к отцу, благодарно киваю ему, и, глубоко вздохнув, открываю дверь, входя в палату…
Глава 21
Тихо подхожу к кровати Макса, стараясь не нарушать тишину палаты. Он спит — лежит спокойно на спине, черты лица расслаблены, но всё равно видно, как он побледнел и исхудал после нашего развода. Аккуратно кладу руку на его перебинтованную голову, ощущая тепло под ладонью.
Макс открывает глаза. Замечает меня и тут же, не раздумывая, протягивает руку к беременному животу, едва касаясь его пальцами, будто боится спугнуть мой образ.
— Аня… это правда? Ребёнок… мой? Тот псих по телефону сказал…
Я опускаю голову, глядя на его руку, лежащую на моём пузике. Он будто хочет почувствовать жизнь, которая обитает бьётся, в подтверждение своим догадкам.
Сжимаю его ладонь, прижимая плотнее к себе, и внутри меня начинается душераздирающая борьба… С губ уже почти срывается «да, ты отец этого ребёнка», но перед глазами отравляюще вспыхивают образы из прошлого…
Вспоминаю, как заходила в его офис и видела её — секретаршу Яну, удобно устроившуюся на коленях мужа. Она смеялась, двигала бёдрами, обнимала, прижималась всем телом, а Макс гладил её по спине, целовал, касался её волос, не замечая ничего вокруг… Они оба так увлеклись, что даже не услышали, как я зашла. И смех этой Янки всё ещё звенит у меня в ушах! Её взгляд — торжествующий, довольный, прожигающий меня насквозь…
Теперь любовница тоже беременна. Так пускай оберегает её, коль выбрал. А я… Я справлюсь. С малышом, с собой — одна, если так нужно.
Опуская взгляд, убираю его руку с живота и шепчу, глядя в сторону:
— Макс… тебе нужно отдохнуть.
В этот момент, малыш будто откликается на прикосновение отца — пинается, напоминая, что он здесь, что чувствует нас.
— Вот это да, — Максим улыбается, поглаживая мой живот, и я вижу в его глазах то счастье, которое он, наверное, давно не испытывал. — Настоящий спортсмен. А кто у нас?
Я замираю. Вижу, как светятся его глаза, как он смотрит на меня с той теплотой, что когда-то привлекала меня в нём. И все же, я отвечаю холодно, стараясь убедить себя, что это нужно:
— Не у нас, Макс. Фёдор сказал тебе, что это твой ребёнок, только чтобы заманить в ту квартиру…
Лицо Макса меняется. Глаза гаснут, как будто внутри выключили свет. И эта боль, отражающаяся в его взгляде, пронзает меня так, что мне приходится отвернуться, чтобы не увидеть, как ломается человек, которого я когда-то так сильно любила.
— А где же тогда… отец ребёнка? — его голос тихий, почти сломленный.
— Макс, мне пора на осмотр. Тебе тоже нужно отдыхать, — я поднимаюсь, делаю шаг в сторону, но он внезапно хватает меня за руку. От теплоты его рук, мурашки бегут по коже, а сердце снова предательски дрогает…
Он бережно перебирает мои пальцы, словно не верит, что я здесь. Что это не сон.
Сжимает ладонь, согревая её своими руками.
— Ты представить себе не можешь, как я скучал по тебе. Я так сильно люблю тебя… Ты для меня всё.
— Макс… Макс, хватит! — мой голос срывается. Я вырываю свою руку, с трудом глядя на него, потому что боюсь, что ещё немного — и я не выдержу, растаяю, снова поверю в эти ласковые слова.
Если бы можно было вычеркнуть Максима из своего сердца, навсегда забыть, стереть его из памяти — я бы сделала это не раздумывая!.. Этот человек уже давно не должен быть частью моей жизни, не должен касаться моего сердца и вызывать хоть какое-то доверительное чувство. Я не должна любить его, не должна поддаваться его словам о раскаянии. Максим — как и отец — всегда думают только о себе, поступая лишь в своих интересах…
Он не думал обо мне, когда приводил свою любовницу в наш дом, когда целовал её там, где ещё недавно мы были счастливы. Он не думал обо мне, когда уложил её на нашу кровать. Боль и обида обжигают снова, как свежая рана, и я, чтобы быстрее уйти от него, хватаюсь за ручку двери.
— Аня…
Слабый голос Макса останавливает меня, заставляя обернуться.
— Что?
Он смотрит на меня с проницательной настойчивостью, которую я ненавижу и которой восхищаюсь одновременно.
— Я не верю, что ребёнок не мой! Ты носишь моего малыша… Клянусь тебе, выйду отсюда и всё выясню!