Вынырнув, он принялся расстегивать пуговицы пиджака. А потом застегивать. Плохо дело.
— Тогда зачем ты меня позвал?
— Разве я не могу поболтать с приемным сыном?
— Алан.
— Что ты знаешь о Лорейн Гринс? — выпалил он.
О Лори?
От неожиданности я не сразу нашелся с ответом.
Что я знаю? Что у нее шершавые тонкие руки, что она пахнет цветами и немного мясными пирогами, которые подают в таверне, где она работает. Что у нее карие глаза и длинные кудрявые волосы. Что она острая на язык, и что у нее самые мягкие в мире губы — я был уверен, что это так, хотя скорее небо упадет на землю, чем эта мышь разрешит ее поцеловать.
Я знаю, что меня к ней тянет.
И что мы явно связаны.
И я понятия не имею, почему. Потому что на мне не было никакой вредоносной подчиняющей магии. Я, мать его, проверял. И не раз.
— О катастрофе Гринс? — усмехнулся я. — То же, что и все. А что?
Алан некоторое время сверлил меня тяжелым взглядом, а потом снова полез под стол в ящик, одновременно расстегивая пуговицы пиджака и что-то бормоча.
Да что произошло? В последний раз я видел его таким напряженным… давно. Еще когда сумрачные твари шастали по небу.
— Тебе это не понравится, Кайден.
— Алан, говори прямо. Я тебе не парламент, мне лапшу на уши вешать не надо.
Алан вдохнул и выдохнул, а потом выпалил:
— Ты должен позаниматься с ней индивидуально. С Лори Гринс.
Несколько секунд висела тишина.
— Повтори? — тихо проговорил я, наклонившись вперед.
Кажется, сейчас мое лицо снова стало угрожающим — но я не мог с этим ничего сделать.
Алан сглотнул и резко побледнел: только мы вдвоем знали, что мой магический резерв больше, чем у него. У драконов это воспринималось на уровне инстинкта. Естественно, я не собирался о таком распространяться и наносить урон имиджу кронпринца.
Не застегнув все пуговицы на пиджаке, Алан опять принялся их расстегивать.
— Иначе она снесет мне академию, — с жалобным выражением лица проблеял он наконец.
— За год же не снесла.
Сейчас-то к чему такое гениальное предложение?
Я и сам не мог объяснить, почему идея Алана позаниматься с катастрофой Гринс (совсем не тем, чем мне хотелось бы с ней заняться), вызывает такую волну злости.
Но некоторые объективные причины для моего недовольства были.
Во-первых, катастрофа Гринс — исключительная заноза в заднице и сказала, что лучше поцелует саламандру, чем меня. А у меня все-таки было самолюбие.
Во-вторых, она никак не шла у меня из головы, меня странно тянуло к ней, как будто я был куском железа, а Гринс — огромным магнитом. Меня это бесило.