Как бы то ни было, сегодня у меня будет отличный вечер!
И катастрофа Гринс этому не помешает. Кто она такая, чтобы я думал о ней больше пяти минут?
Аделия была привлекательна и не лишена впечатляющих достоинств — в отличие от Гринс. У нее были манеры леди — в отличие от Гринс, которую как будто растили ругару. Она была веселой, образованной и нежной — в отличие от Гринс.
Тогда почему я не могу выбросить из головы эту мышь?!
Нет, хватит.
Надо положить этому конец.
Если Гринс думает, что я буду за ней бегать, то глубоко ошибается.
В ней нет ничего особенного. Забавная дикарка — и все. В конце концов, это головная боль Алана — то, что она не умеет обращаться с магией и опасна для окружающих и для себя самой.
А с меня какой спрос? Алан хотел, чтобы я был адептом и вел себя так, как будто мне двадцать два, а не сто два — именно так я себя и веду. Без-от-вет-ствен-но. И все-таки нужно узнать, все ли у Гринс в порядке, если она голодает, то... Я усилием воли оборвал свои мысли. Хватит думать о Гринс! Хотя бы на сегодня.
— Ты невероятно пахнешь, — сказал я Аделии. Она радостно заулыбалась. Вот так девушки должны реагировать! А не как Гринс. Да чтоб тут все провалилось, опять она!
В этот момент меня ослепила вспышка.
Я вскочил, загораживая Аделию собой.
— Спрячься. Это сумрачные твари.
На общежития академии были наложены чары: никто не мог зайти в чужую комнату без приглашения. Никто. Никогда. Так что вариант был всего один. Если это снова сумрачные твари... я не успею всех спасти. Нельзя допустить, чтобы кто-то погиб. Даже если придется принести в жертву себя. Руки сжались в кулаки.
Когда магический свет померк, я удивленно моргнул и поспешно погасил боевые молнии, которые уже прыгали, готовясь вырваться на свободу, вокруг моих кулаков.
У меня на полу, одетая в плотную белую ночную сорочку до пят, сидела катастрофа Лори Гринс собственной персоной. Босая, с волосами, заплетенными в косу, хрупкая, красивая. Она щурилась и часто моргала от света ламп.
Стоп.
Как?! Как она сюда попала?!
И что она здесь забыла?
Шоколадные глаза уставились на меня. Внутри что-то дернулось, исступленно и счастливо.
Мне не нравилось так реагировать на нее. Мне не нравилось, что мои эмоции выходят из-под контроля.
— Что ты делаешь в моей комнате, Грей? — возмутилась мышь, вставая.
В руке у нее был зажата какая-то подвеска на тонкой золотой цепочке.
Катастрофа Гринс была полна такого искреннего негодования, что я даже на секунду усомнился в том, моя ли эта комната. Огляделся. Кажется, моя.
Расплылся в ехидной улыбке.
Остатки напряжения из-за того, что я принял катастрофу за очередной визит сумеречных тварей, улетучивались, зато внутри поднимала голову непонятная радость из-за того, что Гринс — рядом, вот, на расстоянии вытянутой руки. Ощущение правильности затапливало с головой. Здесь ей самое место. Рядом со мной. О том, откуда у меня такие мысли, я предпочитал не думать.
— А чему ты улыбаешься, Грей? — возмутилась катастрофа. — Что ты здесь забыл?
— Я улыбаюсь, потому что ты у меня в комнате, — ухмыльнулся я шире. — И ты в ночной сорочке.
Она ойкнула, побледнела, бросила взгляд по сторонам — а потом покраснела. Все это произошло за пару секунд — наблюдать было забавно.
Потом Гринс бросила взгляд мне за спину и замерла.