— Вам придется заняться вашим другом, — завил он, поняв, что если я не дал ему в тыкву сразу, то, наверное, уже не дам.
— В каком смысле заняться?
— В каком состоянии он находится с тех пор, как погнался за Аридой?
— В плохом. То есть он как будто не соображает, где находится, и забыл, кто он вообще. Слуги его кормят, белье меняют, а он лежит и в потолок мутным взглядом смотрит. Бормочет еще что-то иногда, мычит…
Трисмегист покивал понимающе, затем прошел к своему алхимическому столу, заваленному ретортами и прочими склянками, принявшись там мешать что-то, отмеривать, давить, варить, нюхать.
Книгу он оставил около меня. Я взял ее и принялся читать дальше.
— … Заболевшие вампиризмом очень опасны. К тому же, нападая на других людей, впоследствии они об этом редко помнят. Только, может, как кошмар или странный сон. Когда приступ проходит, вампиры ведут себя как ни в чем не бывало и вполне способны поддерживать с людьми обычные социальные связи. Известен один вампир, который был счастливо женат целых тридцать лет, пока наконец не закусал до смерти свою жену ночью во время очередного приступа.
— А почему он раньше свою жену не закусал? — спросил я Трисмегиста, прочитав ему этот отрывок.
— Потому что сыт был, — глухо ответил тот. — Вампиру достаточно раз в месяц кого-нибудь съесть, подойдет и животное, если рядом окажется во время его припадка. Или даже мяса с кровью приготовленного. Ну а если нет такой еды, тогда жди беды. А когда человек зараженный только заболевает, еще с болезнью совладать не может, не привык, тогда он часто убивает людей…
— То есть вы хотите сказать, что маркиз Агастьян жрет людей?
— Да, — не поворачиваясь ко мне, ответил Трисмегист. — Людей, свиней, коров… Кого угодно. Вот что у него в поместье творится, вы знаете? Со слугами разговаривали?
Признаюсь, мне еще ни разу не приходила в голову мысль побеседовать со слугами Антуана. Я покачал головой, и лекарь, хоть и стоял спиной, понял мой ответ.
— Естественно! — воскликнул он. — Так всегда и бывает. Ближайшие родственники и друзья всегда узнают самыми последними. А вот я, к примеру, давно подозреваю, что в ваших краях нечисто!
— Тем не менее, вы тоже не знали, что дело в маркизе Агастьяне, — поддел я его.
Хотя все еще до конца не верил, что таинственные пропажи молодых девушек в нашем лесу — дело рук, или вернее, зубов моего друга. Чуть подумав, я спросил:
— А когда он в себя придет?
— Сколько времени прошло с момента его приступа?
— Неделя где-то, может, дней десять, — неуверенно ответил я.
— Скоро, значит, — Трисмегист повернулся ко мне, сжимая в руке пузырек с прозрачной жидкостью. — Вам необходимо вести себя с ним, как обычно. Никаким образом не давайте ему понять, что знаете, кто он. Иначе ваша жизнь будет под угрозой. Может, конечно, и не помнит ничего, но если он вампир матерый, то может и помнить.
— А это? — я скосил глаза на пузырек. — Ему подлить?
— Да. Но только когда очнется, иначе не подействует, — Трисмегист что-то быстро подсчитал в уме. — Получается, через две недели примерно. Вам к этому времени надо будет его связать для надежности. И как хотите, но влить в него это зелье.
Трисмегист протянул пузырек мне. Я машинально сжал чуть теплое стекло.
— До приступа он абсолютно безопасен, — буркнул лекарь, отходя. — И даже способен жалеть цыплят, которых кухарка готовит к обеду.
— А сам он знает о своей… особенности?
Я стоял уже в дверях.
— Я же сказал, что неизвестно, — пожал плечами Трисмегист. — Может да, а может и нет. Но если да, ваш друг опасен втрое! Не вздумайте только его расспрашивать!
— Да понял уже, — пробурчал я и вышел из темной комнатушки в залитый солнцем переулок.
****
Дома тоже не все было гладко. Едва я успел приблизиться к замку и слезть с коня, как ко мне подбежала, размахивая руками, как ветряная мельница, Голока. Я почти сразу пожалел, что взял на работу эту особу, но она так решительно ограждала меня от маркизы, что решил присмотреться, а уволить всегда успею. Но если она и дальше будет так трещать…
— Да не верещите вы! — остановил я ее словесный поток и прошел в замок.