Вот, значит, как? От возмущения моя голова вроде как даже меньше болеть стала. Неужели это мамаша Сморчкова? Или его сестра? По крайней мере, домостроевские понятия у них одни и те же.
Я всмотрелась в ее лицо, силясь найти хоть какое-то сходство с щуплым, очкастым, лысым Сморчковым. Но тщетно. Госпожа Голока или как ее там, была полной, благообразной, с пухлыми щеками и седой, пышной шевелюрой, убранной в затейливую прическу. Похожи они были только ростом — оба невысокие.
На Голоке было скромное платье из серой ткани с высоким воротником-стойкой. Похожа она была больше всего на… камеристку из дамских романов викторианской эпохи.
— Как ваша камеристка, госпожа Арида, — подтвердила мою догадку женщина. — Вынуждена сообщить, что так лежать больше нельзя. Вам надо двигаться, разгонять кровь по жилам. Так велел господин Трисмегист, ведь скоро ваша свадьба.
Вот, опять… Свадьба эта…
— А… с кем свадьба? — я сделала удивленное, но как можно более невинное выражение лица. — Я, наверное, от всех этих лекарств и падений в обморок потеряла память…
Камеристка подала мне руку, помогла подняться с постели и сойти вниз. Когда я уже была на полу, она пояснила, строго глядя на меня:
— Свадьба с графом Сангианом, конечно. И вы все могли забыть, Арида, я понимаю, такое потрясение, эти дикари… Но забыть имя вашего жениха? Это ни в какие ворота! Вы хоть ему самому об этом не скажите!
Она еще долго недовольно ворчала, пока помогала мне одеваться. Я же сидела молча, пытаясь привести хаотичные мысли хоть в какой-то порядок. Какой еще к черту граф Сангиан? Или это титул Сморчкова, который он удачно прикупил и умолчал, не желая позориться?
— А вас кто ко мне приставил? — уточнила я, продевая руки в заботливо раскрытые передо мной пышные рукава платья. — Василий Алексеевич?
Рукава задрожали, из-за них послышался рассерженный голос:
— Ну вот, опять, какой Василий? Вы о чем? Я ваша камеристка, госпожа Голока, я вам с рождения прислуживаю! И воспитываю! Неужели совсем память отшибло?
С рождения? Что она несет вообще?
— А мама? Где она?
Камеристка умолкла и тяжело запыхтела, подавая мне чулки. Она старалась не смотреть мне в глаза. Все это мне крайней не нравилось.
— Где моя мать? — я встала, полностью одетая в странное длинное платье. — Где она? Куда вы ее дели?
— Ваша мать умерла при ваших родах, — сухо бросила камеристка, забирая мою ночную рубашку и выходя из комнаты. — И на вашем месте я бы как следует подумала, прежде чем так шутить в следующий раз.
Пойти за ней я не успела, хотя и намеревалась, так как необходимо было все прояснить. Но тут в комнату вбежал гарцующей походкой вертлявый эскулап и с хитрой улыбкой достал из саквояжа бутылочку темного стекла:
— Выпейте, Арида, — произнес он. — Это поможет вам… В общем, поможет пережить все, что произошло.
Я уставилась на него. Неужели?... Он точно что-то знал!
Схватив доктора за лацкан серебристого сюртука, я притянула его к себе, прошипев:
— Пережить что? Что ты знаешь, негодяй, говори!
— Глазки доктора забегали, и он проблеял нечто совсем невразумительное:
— Пережить перенос души и сознания. Не каждый день случается подобное.
Глава 5
Я схватила пузырек из темного стекла, который лекарь все еще держал в руке, отвинтила крышечку и не раздумывая, залпом опрокинула содержимое в себя. Язык защипало: в рецепте микстуры, вероятно, использовали жгучий перец. Слезы выступила на глазах и задыхаясь, я переспросила:
— Какой перенос? Куда? Что это за место?
Микстура моментально начала оказывать свое благотворное воздействие, потому что мозг мой чуть затуманился, а все проблемы как бы отодвинулись. Я выдохнула, почти успокоившись, присела на кушетку и повторила свой вопрос.
Лекарь забрал у меня пустой пузырек и спрятал в саквояж. Затем немного помолчал, повернувшись ко мне спиной, развернулся и выдал:
— Дело в том, что кем бы вы ни были раньше, теперь у вас другое имя, вы в другом мире и зовут вас по-другому, хотя, возможно, и похоже… У вас другая жизнь, иная судьба, и все, что было в прошлом, следует забыть. Для вашей же пользы.