– Хэлло, Ричи! – сказал я. – У меня все нормально.
– Хорошо. Больше не болит?
– Немного. Но скоро все пройдет. Только чешется сильно. Буду чертовски рад, когда снимут гипс с ребер. Кстати, я люблю «Криденс». Ричи засмеялся:
– Фи, это не «Криденс», это «Рок-н-ролльные девчонки» из последнего альбома Фогерти «Сентерфильд». Слышал что-нибудь из этого альбома?
– Нет.
– Купи, это великолепно. Это как... – он подыскивал слова некоторое время, а потом сказал:
– Это как раньше.
– Обязательно куплю, – сказал я и, возможно, сделаю это. Мне всегда нравился Джон Фогерти. А «Грин Ривер» – это моя самая любимая песня из «Криденс». Там поется: «Возвращайся домой перед самым закатом», да, именно так.
– А как там Билл?
– Они с Одрой присматривают за моим домом, пока я здесь.
– Хорошо. Это хорошо, – он немного помолчал. – Хочешь услышать что-нибудь странное, старина Майки?
– Конечно, – сказал я. Я прекрасно знал, что он собирается сказать.
– Ну ладно... Я сижу здесь в моей студии, слушаю последние новинки, делаю кое-какие копии, читаю какие-то мемуары.., у меня тут горы всякого барахла, и я просматриваю их уже целый месяц по двадцать пять часов в сутки. Поэтому я включил автоответчик, но звук убавил почти до предела, чтобы отвечать на звонки, на которые я хочу отвечать. А всяких кретинов я могу прослушать и в записи. А тебя я заставил так долго говорить по автоответчику только потому, что...
– ..потому что сначала ты не сообразил, кто я такой.
– Господи, правильно. Как ты узнал?
– Потому что мы все опять начали забывать. На этот раз все.
– Майки, ты уверен! – Как была фамилия Стэна? – спросил я его.
На другом конце провода замолчали. И надолго замолчали. Во время этой паузы я слышал какую-то женщину, разговаривавшую в Омахе.., или, может быть, она была в Рутвене или в Аризоне, или во Флинте, Мичиган. Я слышал ее так же ясно, как если бы это был голос космонавта, покидающего солнечную систему в капсуле сгоревшей ракеты и благодарящего кого-то за печенье.
Потом Ричи сказал нерешительно:
– Я думаю, Андервуд, но это не еврейская фамилия, правда?
– Его фамилия была Урис.
– Урис! – закричал Ричи, в голосе слышалось одновременно облегчение и потрясение.
– Господи, я ненавижу, когда что-то вертится у меня на кончике языка, а я не могу вспомнить. Когда кто-нибудь приносит игру «Тривиал Персьют», я говорю: «Извините, но я думаю, у меня опять начинается понос, поэтому я сейчас собираюсь домой, о'кей?» Но ты-то помнишь. Майки, как и прежде?
– Нет. Я посмотрел в моей записной книжке. Снова долгое молчание. Затем:
– И ты не помнишь?
– Не-а.
– Ни черта?
– Ни черта.
– Тогда на этот раз действительно все кончено, – сказал он, и облегчение в его голосе казалось неподдельным.
– Думаю, да.