– Дайте мне кто-нибудь рубашку, – попросила Беверли, покраснев еще сильней. Билл внимательно посмотрел на нее, и кровь мгновенно прихлынула к его собственному лицу. Он быстро отвел глаза, но в этот краткий момент Бен успел испытать гнетущую ревность.
В одну единственную секунду Билл узнал ее так, как знал раньше только Бен.
Остальные тоже посмотрели и затем отвернулись. Ричи покашлял в руку. Стен покраснел. Майк отскочил назад на шаг-два, как будто действительно напуганный припухлостью маленькой белой груди, просвечивающей под ее рукой.
Беверли вскинула голову, отбросив назад спутавшиеся волосы. Она все еще была красной, но лицо ее прояснилось.
– Я же не виновата, что я девочка, – сказала она, – или в том, что я становлюсь большой. Кто-нибудь даст мне рубашку?.
– Кконечно, – сказал Билл. Он снял через голову свою белую футболку, обнажая свою узкую грудь, торчащие ребра, загорелые, веснушчатые плечи. – Вввот.
– Спасибо, Билл, – сказала она, и на какой-то момент их глаза встретились. На этот раз Билл не отвел взгляд. Он смотрел твердо, по-взрослому.
– Ппожалуйста, – сказал он.
Удачи тебе. Большой Билл, -подумал Бен, и отвернулся от этого взгляда. Он причинил ему боль, делал больно там, куда ни вампир, ни оборотень никогда не смогли бы попасть. Но в то же самое время была такая вещь, как правила приличия. Слова он не знал, он понимал их смысл. Смотреть на них, когда они глядели друг на друга вот так, было бы так же неприлично, как смотреть на ее груди, высвободившиеся из блузки, когда она надевала через голову футболку Билла.
Пускай так. Но ты никогда не будешь любить ее так, как я. Никогда.
Футболка Билла доходила ей почти до колен. Если бы не джинсы, которые выступали из-под каймы, было бы похоже, что на ней короткая ночная рубашка.
– Ппойдемте, – повторил Билл. – Я нне ззнаю насчет вввас, ппарни, но ммне на сегодня достаточно.
Достаточно оказалось им всем.
11
Через час они оказались в штабе, где были открыты и окно, и люк. Внутри было прохладно, и Барренс в этот день был благословенно спокоен и тих. Они сидели, почти не разговаривая, погруженные каждый в свои мысли. Ричи и Бев взад-вперед передавали «Мальборо». Эдди сделал вдох из аспиратора. Майк несколько раз чихнул и извинился. Он сказал, что подцепил простуду.
– Это единственное, что вы могли подцепить, сеньор, – сказал Ричи довольно дружелюбно, и это было все.
Бен думал, что сумасшедшая интерлюдия в доме на Нейболт-стрит уже кажется сном. Он забудется, сотрется из памяти, -думал он, – как стираются из памяти дурные сны. Ты просыпаешься, тяжело дыша и обливаясь потом, а через пятнадцать минут не можешь вспомнить, что тебе снилось.
Но этого не случилось. Все, что произошло, с того момента, как он пролез через подвальное окно, до момента, когда Билл разбил кухонное окно стулом, чтобы они могли выйти, оставалось ярким и четким в его памяти. Это не был сон. Рана с запекшейся кровью на груди и животе не была сном, и не имело значения, увидит ли ее мать или нет.
Наконец Беверли встала.
– Я должна идти домой, – сказала она. – Хочу переодеться до того, как мама вернется. Если она увидит меня в мальчишечьей рубашке – убьет.
– Убьет, сеньорита, – согласился Ричи, – но она будет убивать вас медленно.
– Би-би, Ричи.
Билл смотрел на нее серьезно.
– Я верну твою рубашку, Билл.
Он кивнул и махнул рукой, чтобы показать, что это неважно.
– Тебе не влетит, если ты придешь домой без нее?
– Ннет. Они еддва мменя замечают, ккогда я ррядом. Она кивнула, закусив свою полную нижнюю губу – девочка одиннадцати лет, высокая для своего возраста и уже прекрасная.
– Что будет дальше, Билл?
– Я ннне зззнаю.
– Это ведь не кончилось, так? Билл покачал головой. Бен сказал: