Генри, как загипнотизированный, смотрел на руку Патрика. Его зажигалка лежала на большом камне, блестя в ярких лучах полуденного солнца.
– Хочешь, я возьму его в рот, – Патрик улыбнулся, скривив свои полные губы.
– Что? – Генри словно очнулся от глубокого сна.
– Если хочешь, я возьму его в рот. Мне не про... Генри резко выбросил вперед руку и ударил Патрика по лицу. Тот повалился на гравий. Беверли снова присела, в ее груди заколотилось сердце, сжав зубы, она сдержала стон. Генри повернулся в ее сторону, и ей, сжавшейся в комочек рядом с пассажирским сиденьем внутри старой ржавой развалюхи, показалось, что он увидел ее.
Господи, хоть бы ему в глаза светило солнце, -взмолилась она. – Господи, ну пожалуйста! Зачем только я подсматривала?
Последовала мучительная пауза. Блузка Бев прилипла к ее потному телу. Капельки пота блестели на ее загорелых руках. Ее мочевой пузырь болезненно сжался. Бев подумала, что вот-вот намочит штаны. Она ждала, что сейчас взбешенное лицо Генри появится в окне «форда». Как же он мог ее не заметить? Он вытащит ее из машины и поколотит ее. Он...
Пожалуйста, Господи, не надо, чтоб он меня увидел, ну пожалуйста, ладно?
Потом она услышала голос Генри, и к ее растущему ужасу его голос приближался.
– Я не голубой.
И откуда-то издалека голос Патрика:
– Но тебе это понравилось.
– Мне это не понравилось. А если ты кому-то скажешь, что мне понравилось, я тебя убью, гомосек ты чертов!
– Он у тебя стоял, – голос Патрика звучал так, как если бы он улыбался. Хотя она и боялась Бауэрса до смерти, эта улыбка ее не удивила: Патрик был чокнутым, может быть, еще более чокнутым, чем Генри, а настолько чокнутые обычно ничего не боятся. – Я сам видел.
Послышался хруст гравия – все ближе и ближе. Беверли широко раскрытыми глазами посмотрела вверх. Через лобовое стекло «форда» она видела затылок Генри... Сейчас он смотрел на Патрика, но стоило ему обернуться...
– Если ты кому-то скажешь, я расскажу, что ты гомик, а потом убью.
– Я тебя не боюсь, Генри, – Патрик захихикал. – Но я никому не скажу, если ты дашь мне доллар.
Генри беспокойно задвигался и немного повернулся, теперь она уже могла видеть его висок. Пожалуйста, Господи, пожалуйста, -обезумев, повторяла она, и ее мочевой пузырь сжимался все сильнее.
– Если ты расскажешь, – Генри говорил неторопливо и уверенно. – Я расскажу, что ты делал с кошками и собаками. Про твой холодильник. Знаешь, ведь тебя поймают и упрячут в ха-арошенькую психушку.
Патрик молчал. Генри забарабанил пальцами по капоту «форда», в котором пряталась Беверли.
– Ты меня слышишь?
– Слышу, – на этот раз голос Патрика казался раздосадованным и немного испуганным. Он завопил:
– Тебе это понравилось! Он стоял! Никогда не видел, чтобы еще у кого-то он так сильно стоял!
– Да, ты, наверное, их видел много, не сомневаюсь, ты, маленький гомик! Не забывай, что я тебе говорил насчет твоего холодильника. Твоего! Если попадешься мне на глаза, я оторву тебе башку!
Патрик молчал.
Генри начал удаляться. Беверли увидела, как он проходил мимо противоположного борта «форда». Стоило ему повернуть голову влево и... Но он не повернул ее. Минуту спустя она услышала, как он поднимается в том же направлении, в котором ушли Виктор с Белчем.
Теперь оставался один Патрик.
Беверли подождала, но ничего не услышала. Прошло уже пять минут. Желание помочиться стало невыносимым. Она еще могла бы вытерпеть две или три минуты, но не больше. Больше всего ее беспокоило то, что она не знала, где Патрик.
Выглянув через лобовое стекло, она увидела, что он все еще сидит на том же месте, рядом с забытой Генри зажигалкой. Патрик сложил свои учебники обратно в холщовую сумку, но его штаны вместе с трусами болтались на ногах. Он играл зажигалкой. Он поворачивал колесико, вспыхивало пламя, почти невидимое при дневном свете, он защелкивал крышку зажигалки и начинал все сначала. У Патрика был совершенно завороженный вид. С угла его рта по подбородку сбегала узенькая струйка крови и разбитая губа начинала набухать. Он, казалось, ничего не замечал, и на долю мгновения Беверли стало так противно, что ее чуть не стошнило. Патрик-то был чокнутый, дело понятное, но никогда в жизни ей еще не было так противно находиться рядом с другим человеком.
Она осторожно протиснулась под рулевым колесом «форда», вылезла из этой развалюхи и на корточках перебралась за нее. Вскочив, Бев побежала в том направлении, откуда перед этим пришла. Оказавшись в сосновой рощице за автомобилями, она обернулась. Сзади не было никого, только на корпусах машин поблескивало солнце. Бев почувствовала несказанное облегчение. Оставалось только одно неудобство – переполненный мочевой пузырь.
Натягивая шорты, Бев услышала шаги. Сквозь ветки были видны голубые джинсы и выцветшая клетчатая рубашка Патрика. Она снова присела, ожидая, что он пойдет к Канзас-стрит. Укрытие было надежным, желания – выполнены, а Патрик погружен в свои сумасшедшие мысли. Когда Патрик пройдет, она побежит назад в штаб.