Ничего страшного не произошло. Просто перелом руки. Это не смертельно. Придется нанять кого-то ей в помощь на несколько месяцев, с одной здоровой рукой она вряд ли сможет со всем справиться.
Я выдыхаю, чувствуя, как напряжение медленно отпускает. Только что я чуть не сошёл с ума от мысли, что могу потерять её, и теперь это чувство постепенно уходит, оставляя после себя лишь усталость и облегчение.
— Как только операция закончится и она придёт в себя, вас сразу же пустят к ней, — объясняет медсестра. — Операция идёт по плану, ничего сложного.
Я киваю, хотя внутри всё ещё пульсирует гнев и беспокойство. Думаю о том, как она, наверное, испугалась в тот момент. Ненавижу думать, что Маша могла испытывать боль или страх, и не быть рядом, чтобы её поддержать.
— Спасибо, — говорю тихо и отхожу в сторону, чтобы не мешать работе персонала.
Мне кажется, что вечность проходит, прежде чем мне сообщают, что Машу перевели в палату и она пришла в себя после наркоза.
На улице уже темно.
Несколько раз я созванивался с мамой, чтобы узнать как они с детьми. По ее словам — все хорошо.
Я шагаю по больничным коридорам, пока меня не приводят к нужной палате. Дверь открывается, и я замираю на пороге. Вижу Машу, лежащую на больничной койке. Её лицо бледное, рука в гипсе.
Сердце сжимается от боли и жалости.
Я подхожу ближе, стараясь не шуметь. Она замечает меня и улыбается, хотя улыбка получается слабой и утомлённой.
— Привет, — шепчет она, её голос совсем слабый после операции.
— Привет, — отвечаю, стараясь держать себя в руках. Наклоняюсь, чтобы коснуться её лба. — Как ты себя чувствуешь? Сильно болит?
— Ничего, переживу, — отвечает она с легкой усмешкой, хотя я вижу, что ей не так уж легко.
— Ты напугала меня до смерти, — признаюсь, беря её за здоровую руку и нежно сжимая её пальцы.
— Прости, — шепчет она, её глаза наполняются слезами, но она старается их сдержать. — Я не хотела, чтобы так получилось.
— Не говори глупостей, — резко отвечаю, но голос выдаёт моё беспокойство. — Главное, что ты жива и со временем поправишься. Остальное не имеет значения.
Мы смотрим друг на друга и я не могу оторвать от нее взгляд. Одна мысль, что я мог потерять ее навсегда — сводит с ума. Она здесь, она жива, и это самое важное.
— Ты даже не представляешь, как я испугался за тебя, — говорю, поглаживая её руку. — Этот водитель… он заплатит за это.
— Не нужно, Артур, — тихо отвечает она. — Пусть с этим разбирается полиция и закон. Не делай глупостей, хорошо?
Как я могу отказать?
Киваю. Чувствую как в груди что-то болезненно ноет.
— А где дети, Артур? С ними все хорошо? — внезапно спрашивает она, всполошившись.
— Не волнуйся, они… они с моей мамой, — признаюсь.
— Что? — глаза Маши широко раскрываются. — Артур, с ума сошел? Иди к ним, я в порядке.
— Все хорошо, Маша. Не волнуйся. Я минут десять назад звонил и проверял как они там. Играют в прятки с мамой и домработницей. Я с тобой останусь. Никуда не уйду, — шепчу ей, присаживаясь на край её кровати.
— Я буду спокойна, если дети будут с тобой. Прошу, Артур.
Смотрим друг на друга и я прекрасно ее понимаю. То, как мои родители приняли наших детей определено заслуживает ее волнения.
— Хорошо, я немного с тобой посижу и пойду. Договорились? Просто посмотрю на тебя.
Она кивает, закрывает глаза, расслабляясь, и я понимаю, что она засыпает. Моя рука всё ещё держит её, и я ощущаю её слабый, но устойчивый пульс.