Бросаю на него беглый взгляд, совершенно очумевшая от боли.
— Диана, слушай внимательно. У тебя все получится. Как только почувствуешь напряжение здесь, — он прикладывает руку к животу, — напрягай мышцы еще сильнее. Тужься вниз. Будто только эта часть тела у тебя существует.
Его слова доносятся до меня словно через вату. В ушах звенит.
— Эрнан, если вдруг я не справлюсь, — вцепляюсь в его руку, вгоняя ногти в кожу, — воспользуйся ножом, зубами, чем хочешь, только достань малышей. Пусть они увидят свет. Поклянись, что позаботишься о них. Поклянись! Эрнан! — требую от него ответ. — Это твои сыновья. Ты должен спасти их, что бы сейчас ни случилось.
— Диана, что ты такое говоришь? — смотрит на меня, как на умалишенную.
— Это твои дети. Спроси у своей матери, как так вышло.
Дальше я не могу ничего сказать. Подходит следующая потуга, и я напрягаюсь так, что, мне кажется, сейчас треснут кости таза или пальцы Эрнана, которые я так и не отпустила.
— Умница. Ты справишься. Я уже вижу головку, значит, ты все делаешь как надо.
Лицо Эрнана озаряет радость, когда наш первенец оказывается у него в руках.
— Какой большой и красивый, — восхищается он. — И кричит громко, как настоящий дракон.
А мне кажется — врет: малыш покрыт кровью и слизью и совсем не похож на тех розовощеких карапузов, которых я видела в нашей деревне до того, как меня отправили в монастырь.
Второй малыш появляется практически сразу. Но при взгляде на сведенные брови Эрнана, мне становится страшно.
— Что такое? Что с нашим сыном?
— Это не сын. Это дочь. Так не бывает, — он с неверием снова вглядывается в малышку, будто под его взглядом сейчас появится то, чего недостает.
Чувство облегчения вдруг уступает место неподконтрольному страху, будто сейчас случится что-то ужасное. И это «что-то» не заставляет себя долго ждать.
Воздух вдруг сгущается. Веет холодом. Я уже испытывала похожее, тогда, в Сулейме.
Раздается неприятный мужской голос:
— Какая прекрасная семейная идиллия! Мама, папа и их новорожденные детишки.
За спиной Эрнана я вижу сгусток тьмы, из которого постепенно вырисовываются очертания человеческой фигуры. Этот вирен отличается от тех, что я видела. Он более плотный и реальный. Если бы преображение не происходило на моих глазах, я подумала бы, что это человек, только очень бледный, будто после долгой болезни.
Эрнан молниеносно поворачивается к нему, закрывая нас своей спиной.
— Отец? Ты же мертв.
— А я нашел способ воскреснуть, — хохочет Морриган-старший.
— Но как?
— Мы все — драконы, проклятые Богиней за то, что издевались над своими женушками. Мы должны были прозябать вечность в Бездне в виде бесплотных сущностей. Очень несправедливое наказание, не находишь? Но мы нашли брешь и возможность вырваться в мир живых. И теперь мы забираем жизни, чтобы жить самим. Мы поглотили их столько, что можем обретать стабильную форму надолго.
— Но как ты преодолел водную преграду?
— Ах, это? — мужчина криво усмехается. — Разве ты не помнишь, что этот остров — мое родовое гнездо. Он сам меня притянул. Так что я летал себе, развлекался, наблюдал за твоей ушлой женушкой, пока ждал тебя.
— Что ты несешь?
— Ты так и не понял, что ухлестываешь за собственной женой. Ясминой, кажется. Она тебя провела как простачка, а ты так ничего и не заподозрил. Со змеищей Эйвери сговорились. Врали тебе, пока ты убивался о потере истинной, смеялись за твоей спиной.
— Это ложь, — рычит Эрнан и оглядывается на меня.
— Все было совсем не так, Эрнан, — шепчу я, прижимая к себе плачущих малышей.