— Мам, а ты когда зарплату получишь, купишь мне сок? Маленький, небольшой, чтобы не дорого.
Димочка такой маленький, а уже считает деньги. Меня это не умиляет. Наоборот, заставляет чувствовать себя паршиво. Что ж я за мать такая, которая не может обеспечить сыну лучшее будущее.
— Конечно, куплю, сыночек. И шоколадку возьмем.
Я сажусь на корточки и прижимаю Диму к себе, еле как сдерживая плач.
Мне плохо настолько, что болит сердце, но я усиленно глотаю слезы, чтобы не напугать его.
В этот момент раздается неприятная шипящая трель дверного замка.
Странно. И кто это может быть?
Я смотрю в глазок и вижу в коридоре двух женщин. Неприятное предчувствие оседает под лопатками, но я всё равно открываю дверь.
— София Павловна Боброва?
Передо мной стоят две женщины. Обеим лет за сорок. Одна в теле, со светлым пучком волос на голове и хмурым взглядом, а вторая — чуть помоложе, с черными жиденькими волосами, завязанными в тонкую косичку, худощавая, словно жердь, но смотрит на меня так же недовольно.
— Да. Это я.
Я делаю шаг вперед, упираясь ладонью об косяк, и прячу Диму себе за спину. Не нравится мне, как они на него смотрят.
— Мы из службы опеки. Пришли посмотреть, в каких условиях живет ребенок.
— Хорошо живет, — отвечаю я как можно спокойнее, а у самой сердце колотится, как бешеное.
Давление подскакивает, кажется, до небес, что я слышу шум пульса в ушах, но я стараюсь держаться уверенно.
— Это заметно, — морщится та, что в теле, и опускает взгляд.
Диме любопытно, вот он и выскочил чуть вбок, попав под взоры проверяющих. Не сразу я замечаю, что женщины смотрят на дырку в штанах в области колена и грязную застиранную футболочку.
— Мы только что вернулись с детской площадки. Он упал с качели, — поясняю я, чувствуя, что оправдываюсь, но зря.
— Плохо следим за сыном? Вроде не семеро по лавкам, чтобы вот так безалаберно относиться, — усмехается темноволосая, и я вижу ее кривоватые желтые зубы. Неприятная женщина.
— Со всеми случается, — говорю я чуть жестче, а у самой поджилки трясутся.
Вот только я уже научена опытом соседей по коммуналке, в которой мы с сыном живем уже полгода, что органам опеки нельзя показывать свою слабость. Они, как пираньи, сразу же учуют кровь и вцепятся зубами, раздирая плоть.
— Меня зовут Ирина Петровна Слуцкая, а это Тоня Семеновна Павлова. Начнем осмотр.
Я делаю шаг назад, и они входят в комнату.
— Трудоустроены?
— Да.
Начинается форменный допрос от Ирины Петровны, и я отвечаю, тщательно подбирая слова и тон, в то же время краем глаза наблюдая за тем, как Тоня Семеновна бесцеремонно лазает по шкафам, небрежно выбрасывает оттуда вещи и рассматривает всё содержимое.
Благо, что стыдиться мне нечего.
Помню, как к соседям-алкашам с соседней комнаты в прошлом месяце приезжали из органов опеки и обнаружили там игрушки для взрослых. Ору было на всю коммуналку.
— Где и кем работаете?
— Я кассир в супермаркете.