Прямо вдоль улицы гнал на скорости огромный грейдер. За ним, держась строго позади в нескольких метрах, самосвал. Позади всех чертыхаясь, выплевывая черный дым из трубы, тащился экскаватор. Они остановились на середине улицы, развернулись, и грейдер с разбега снес забор, ворота и часть участка Насти.
У Насти от испуга даже икота появилась.
Кирилл, махая руками, бросился наперерез.
— Стой, стой! — орал он. — Стой, кому говорю!
Водитель заметил его, тормознул и, не выключая двигателя, свесился из кабины.
— Те чего, мужик, надо, — широкая морда водителя выглядывала из бокового окна.
— По какому праву вы сносите? — Кирилл быстро вскочил на гусеницу и схватил водителя за воротник. — Ты, сука, чего делаешь?
— А ну, отвянь, сейчас морду начищу тебе, — все слова водитель перемежал отборной матершиной.
— Ты с каких…сносишь жилые участки, — не отставал от него Кирилл.
— Какие жилые, здесь все под снос, — орал на него тракторист.
И тут из клубов пыли и выхлопных газов показалась фигура председателя. Он был взлохмачен, хоть на его голове остались ли жиденькое подобие волос. Он вытирал большим платком пыль и пот с лысины и лба, красные от натуги щеки тряслись.
— Вы не туда заехали, — кричал он, хрипя. — Вам налево надо было повернуть.
— Куда ты сказал, туда и заехали. Вот! — Бульдозерист выпрыгнул из своего трактора, наконец, заглушив двигатель. — Вот!
Он ткнул схему и карту под нос председателя.
— Ты карту то переверни, горе луковое, — запричитал председатель. — Вам вот туда повернуть надо было. И он начал тыкать пальцев в схему.
— А, туда, — бульдозерист махнул рукой в сторону.
— Вы по ту сторону реки сносите сады, — чуть не плача причитал председатель. — Что нам теперь делать.
Бульдозерист оглядел то, что наделал своим ковшом.
— Ну, извиняйте, — развел руками.
— Я тебе сейчас извинюсь, — и Кирилл со всего маха ударил рабочего в плечо кулаком. — Кто это все восстанавливать будет.
Настя стояла и смотрела на свой участок, от которого ничего не осталось. Все её грядки были перемешаны с кусками ограждения, яблоня, на которой висели красные труселя, превратилась в труху, зато исчез бурьян. Ей хотелось плакать, нет, не плакать — выть, как по покойнику.
Все! Все! Все, что она прибирала своими руками, так заботливо обихаживала, садила, полола, все превращено в груду земли.
— Ой, горюшко то какое, — запричитала за спиной бабка Клава.
У Насти полились слезы в три ручья.
— Настенька, не надо, — жамкал её руку председатель своими потными ручонками. — Не реви, слезами горю не поможешь.
Кирилл в это время устроил разборки с рабочими.
Через пятнадцать минут на месте был прораб, через полчаса директор, через час приехал собственник.
И пока Кирилл разбирался с хозяевами нового поселка, Настя, дед Василь, бабка Клава и председатель тихонько стояли в стороне.
Глава восемнадцатая. Николай
Никогда не любил работать. Любимая поговорка: От работы кони дохнут.