— Знаешь, Воронцов, — не могу я удержаться от ответной шпильки. — А в спальне ты точно всё сам делаешь? А то меня терзают смутные сомнения…. Вдруг и там тебе кто-нибудь помогает… Ну, не княжеское это дело, самому сунуть…
— А ты проверь, — советует он мне, наклоняясь к самому моему ушку и открывая дверь в отель. — В наше время словам верить нельзя. Не проверила бы, до сих пор не знала, чем я отличаюсь от твоего сантехника.
— Запрещённый приём, — произношу я, поднимая голову. Наши губы почти соприкасаются…. И про то, сколько в слюне обитает бактерий я больше не думаю.
— Кирилл, — раздаётся на весь холл.
Мы с Воронцовым почти отпрыгиваем друг от друга. Навстречу нам бросается Анжелика. Её дикие кошачьи глаза смотрят почему-то на меня. И в них плескается, грозясь вот-вот перелиться через край, концентрированная, ничем не разбавленная ненависть. Ещё никто и никогда не смотрел на меня с такой ненавистью за всю мою жизнь.
Глава 25. Слёзы ангела
Я невольно пячусь назад, а Анжелика наступает.
— В номер, — негромко говорит Кирилл и берёт меня за руку.
— Лучше домой, — не соглашаюсь я. — Возьму такси.
— Софи, давай, хотя бы ты — без истерик, — он отпускает мою руку, чтобы перехватить ладонь Анжелики, которая собирается залепить ему пощёчину.
На нас уже смотрят администраторы с рецепшена и оказавшиеся рядом гости отеля. Кирилл перехватывает вторую руку Анжелики, которая собирается колотить его собственной сумочкой. Эта сцена смотрится ещё более некрасиво. Сумочка выпадает из руки девушки, содержимое высыпается прямо на пол. Но хозяйка даже не думает собирать выпавшие вещи, а пытается ударить мужчину острым каблуком. Тот обхватывает её за плечи и почти несёт к лифту.
Ему уже не до меня. Мне ничего не остаётся, как присесть, чтобы собрать всё содержимое сумочки. Одна из девушек выходит из-за стойки и помогает мне. Я благодарю её и дожидаюсь возвращения лифта. Двери в номер Воронцова открыты, и оттуда доносится весьма неприятный визг Анжелы. Она кричит настолько громко, что слов практически не разобрать. Я захожу внутрь и закрываю дверь номера.
— Анжелика, давай нормально поговорим, — пытается успокоить девушку Кирилл. — Мы же всё вчера решили!
— Ты сказал, что тебе никто не нужен, а сегодня тащишь в свой номер очередную девку! — Летит очередное обвинение. — Ты променял меня на её!
— Это не так. У нас с Софией совсем другие отношения. И с тобой они тоже могут быть, если ты сейчас придёшь в себя!
— Какие другие отношения! Со мной ты спишь, а её по ресторанам водишь? Я нужна тебе лишь в роли подстилки?
— Анжелика! — в голосе Кирилла звучит всё больше металла. — Я никогда в своей жизни не относился к девушкам, как к подстилкам. В том числе и к тебе. Но ты всё время неправильно меня понимаешь. Давай, я вызову тебе такси, и мы ещё раз поговорим завтра, после работы.
— Я позвоню, а ты трубку сбросишь! — шипит Анжелика. — Думаешь, я такая дура и поведусь на этот дешёвый приём? Почему ты привел её в свой номер? Собирался ей сказки всю ночь читать? У тебя же здесь даже кровати второй нет!
Слова Анжелики мне понятны. Она всё видит и воспринимает так, как бы это сделала на её месте другая обычная баба! Влюблённая и брошенная! Даже Снежана, бывшая жена Кирилла, выросшая в кругах московской элиты, истерила, я уверена, точно также, когда он предложил ей развестись. А Воронцов не понимает. Искренне. Этот упрямый математический нуль, множащий вокруг себя пустоту. Я тоже превращусь в Анжелику, если позволю себе на одну-единственную минуту забыться с этим мужчиной. Не знаю, насколько права Катерина Савельева, утверждающая, что не бывает дружбы между мужчиной и женщиной в тридцать лет, но точно знаю, что эта самая дружба с Кириллом Воронцовым сложна не меньше, чем нахождения корня отрицательного числа.
Задумавшись и, соответственно, зазевавшись, я пропускаю тот момент, когда праведный гнев Анжелики переходит на меня. Девушка не только обзывает последними словами, но, мгновенно преодолев расстояние между нами, пытается вцепиться мне в волосы. Так как они у меня собраны, и я успеваю увернуться, её рука проскальзывает мимо и хватается за колье на моей шее. Хрупкие кристаллы не выдерживают ярости Анжелики и осыпаются мелкими бусинками на паркет пола. Воистину, слёзы ангела! На девушку накатывает новая волна праведного гнева, и она начинает яростно топтать драгоценные кристаллы острыми каблуками.
Кирилл быстро становится между нами, лицом к Анжелике. Я успеваю заметить, что он по-прежнему хорошо владеет собой, но во всём его облике ясно читается брезгливость. Если для меня она всё ещё очень красивая девушка, то для него — кучка собачьих экскрементов, в которые он умудрился вляпаться. Причём, неожиданно. Внутри холла этого отеля, например.
Мужчина сильно хватает Анжелику за плечи и на один краткий миг мне кажется, что он ударит её. Это очень плохо! Чтобы не сделала женщина — мужчина не имеет права поднимать на неё руку. Если он влепит ей затрещину, я сразу уйду. Но Кирилл лишь ближе наклоняется к ней.
— Анжелика, возьми себя в руки. Если ты этого не сделаешь, я вызову охрану и велю выставить тебя вон! И мне плевать, как это будет выглядеть. Мы ничего друг другу не обещали. Я пытался быть с тобой как можно мягче, но ты этого не ценишь. Я не люблю тебя и не смогу полюбить. И в этом никто не виноват, кроме меня самого. Я готов поговорить с тобой ещё раз, если у тебя есть, что мне сказать, но никаких отношений у нас больше не будет. Проводить тебя до такси или вызвать охрану?
— Проводи. До такси, — чуть успокоившись, просит девушка.
Они вскоре уходят, а я сажусь на кровать, сбрасываю с ног сапоги, затем ложусь на край, давая отдых ступням. Воронцов возвращается не быстро, минут через двадцать и, забывшись, наступает на кристаллы моего колье. С противным хрустом они рассыпаются под его туфлями. Я слышу, как мужчина чертыхается, снимает трубку и просит слегка прибраться в номере.
Он включает ночник с моей стороны, и я пододвигаюсь, освобождая место, чтобы он мог присесть.
— Не молчи, — тихо просит он. — Скажи, какой я мудак, козёл и что там ещё тебе хочется сказать.
— Ничего я не буду говорить. Я понимаю Анжелику, но и тебя тоже. А ещё мне очень не хочется становится бумерангом в выяснении ваших отношений.
— Прости меня. Больше ничего подобного не повторится, — обещает он. Сбрасывает туфли и тоже ложится, но не рядом со мной, а поперёк кровати, устраивая свою голову на моих коленях. Сама не замечаю, как касаюсь рукой его волос, гладя, словно провинившегося, но давно прощённого котёнка.
Нашу идиллию прерывает горничная.